«Не случайно, — думал Серго, — поставили Бардина главным инженером Кузнецкого комбината, который строят двести тысяч рабочих. Пусть мировая наука твердит, что современная металлургия невозможна в Сибири. Пусть. Будет, будет Сибирью прирастать могущество… А Саша Бутенко, что ж… Сам он говорил, что два кураковца — обер-мастер Максименко и инженер Бардин — сыграли в его жизни решающую роль…»
Работая в Юзовке, молодой инженер проштудировал немало из того, что было написано о металлургии по-русски, изучил немецкий язык, принялся за иностранную литературу. В цехе собрал технический кружок. Ничего подобного прежде не бывало — начал занятия с рабочими. Сам продолжал проходить максименковские, они же кураковские университеты. Преуспел настолько, что стал критически оценивать искусность «доменных дел колдуна». Максименко упрямо держался того, что преподал Курако, а тем временем на самых захудалых американских домнах уже работали лучше, чем в Юзовке. Американцы резко увеличили дутье, то есть подачу горячего воздуха в домны, а Максименко «дул» по старинке, и даже начальник цеха не смел перечить техническому диктатору.
Но едва обер-мастер уходил домой и на дежурство заступал Бутенко, дутье увеличивалось, выплавка поднималась. В двадцать девятом Бутенко становится начальником цеха — усиливает дутье так, что коэффициент использования полезного объема печей снижает до небывалого на заводе уровня. (Чем меньше этот КИПО, тем, значит, больше чугуна ты берешь.) Трудно добиваться своего — во время одной из аварий едва не сгорел. Так рассказывал потом:
— Очнулся я в больнице на следующий день. Весь в бинтах, на лице маска, а руки привязаны к спинке кровати, чтобы струпья от ожогов не сдирал. Посмотрел: у двери Максименко с хлопцами. Я спросил: «Кого хороните?» Максименко толкает соседа: «Глаза-то целы… Глаза-то целы…» Когда с меня сняли повязку, Максименко посветлел: «Повезло тебе, — говорит, по плечу хлопнет. — Мой брат в свое время тоже сгорел на колошнике. Выдержку надо иметь. Терпенья тебе не хватает. Лезешь везде…»
Цех Бутенко стал единственным во всем Донбассе, выполнявшим программу. К молодому инженеру поехали за советом с других заводов. Серго премировал его заграничной командировкой — понятно, не развлекаться отправил, а закупать оборудование. Бутенко облюбовал новейшие турбовоздуходувки. Заламывали за них втридорога, так что многие члены закупочной комиссии предлагали подыскать что-нибудь подешевле, попроще. Но Константин Иванович уперся, настоял на своем: уж он-то знал, чего стоит настоящее дутье…
— За границей я увидел, что такое культура производства, — вспоминал потом Константин Иванович. — Бывало, часами стоишь у домны, и горновые за все это время лишнего движения не сделают. Все до мелочи у них рассчитано. Любо смотреть на такую работу. Дыма на заводах не видно, воздух чистый, свежий, доменный газ, газ от коксовых печей утилизируют целиком — в производство, в жилые дома. Газифицированный завод отличается от негазифицированного, как электрический двигатель от старой паровой машины. Это новая эра. У Маннесмана я дал себе слово газифицировать Юзовку…
И сделал со временем… Но в ту пору… Пока ездил по Германии, дома работа разладилась: две печи необходимо потушить для ремонта. Потушить… Легко сказать… Нет! И сказать нелегко — страшно произнести. Все боятся ехать к Серго за разрешением. Наконец Бутенко отваживается. Вот он входит в кабинет, когда Серго стоит за столом, просматривая газеты. Орджоникидзе оглядывает пришедшего, улыбается, пожимает руку:
— Садись. Чаю хочешь?.. Ну, выкладывай. Вижу, натворил что-то.
Поперхнулся, еще не пригубив стакан. Выпалил, чтоб не тянуть:
— Разрешите остановить печь.
— Доменную печь?..
— Распределитель Мак-Ки не успели смонтировать. И меня на время командировки Шапо заменял. Шляпо — называет его Максименко, не спец даже — самозванец, бывший кадровый офицер немецкий, прошел краткосрочные курсы, выдавал себя за инженера.
— Совсем как в «Горе от ума»: «В своей стране истопники, в России ж под великим страхом нам каждого признать велят историком иль географом». Что у тебя за коллектив, если без тебя дело разлаживается? Что ты за руководитель в таком случае?
— Да, не в Шапо, конечно, дело. Я виноват прежде всего.
— Хорошо, что сознаешь собственное варварство. Делай так, как находишь нужным, только быстро и телеграфь мне, когда дашь чугун.
Управился Бутенко на три дня быстрее обещанного. Домна «пошла» ровно, хорошо, но другая «хромала». Опять надо обращаться к Серго. Как раз в это время он ехал из отпуска. И на стоянке в Харцызске Бутепко поднялся к нему в вагон. Серго похвалил за скорый ремонт, вспылил, услыхав новую просьбу, накричал, но разрешил остановить и вторую печь:
— Не щадите агрегаты, в которых жизнь страны! Что еще? Договаривай. Не задерживать же отправление поезда.