Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

— Я бы сегодня поехал, но туман и, говорят, где-то завал, пробки.

— Что же вы молчали? — Старик казался расстроенным. — А с картинами что делать? Они же не высохли.

— Вы хотите, чтобы я их забрал?

— А вы мне хотите их оставить?

— Куда же я с ними потащусь?

— Э-э, друг мой, так нельзя. Сделали — значит, сделали. Раз уезжаете, давайте так поступим: вы же не в последний раз сюда приехали. Подсохнут — заберете. Я думаю, через месяц-два уже можно будет упаковать. Или я сам вам привезу. До зимы мне в Париже всё равно придется побывать. А просто оставлять нельзя, я против… Вообще, конечно, жаль. Я думал, вы пробудете еще какое-то время… — Держась за колени и покачиваясь, старик недовольно озирался по сторонам. — Питер, у меня к вам разговор… Я тут показал ваши работы одному приятелю…

— Ваши холсты? — изумился Петр.

— Не мои, а ваши, — поправил Обри. — И чтоб вы знали — картины что надо! Пусть мое мнение для вас не в счет. Но я не один придерживаюсь этого мнения. Я вот что хотел… У меня тут давненько возник один спор с одним знакомым. Местный собиратель. Ресторан держит. Если ехать из Салланша через Шэдде, он будет слева, с белой мебелью, может, видели? Коллекционер из него, прямо скажем, никудышный, хотя всю жизнь протирал штаны в Лувре. А спор у нас возник вот какой… Смеяться будете! Я… да вы же знаете мое мнение… я считаю, что искусство и живопись не для избранных, у всех есть к этому способности, просто мало кто на это отваживается. Мало кто сознает свои способности, чаще всего люди себе просто не доверяют. А мой знакомый, он человек такой… немного странноватыми понятиями живет… он утверждает обратное… Понимаете, что я хочу сказать? — Обри подобострастно тряхнул щеками и продолжал свои странные объяснения: — Один, мол, художником рождается, с молоком матери всё впитывает. А другой… хоть тресни над ним! Ну и вот… Мы с ним пари заключили, согласно которому я должен однажды показать ему десять работ неизвестных ему художников… профессиональных, как он их называет… и вставить в этот десяток один из холстов, написанный любителем… ну, полным дилетантом, и он должен безошибочно распознать этот холст. Если угадывает — я ему спускаю свою гравюру Жака Кало. Если ошибается — я получаю от него эскиз Джакометти… Есть у Джакометти такой период, с собаками, может быть, видели? Вещь ну просто замечательная… Но по желанию можно рассчитаться и деньгами.

Не понимая, к чему старик клонит, Петр разливал чай и почти не слушал его.

— История, конечно, хоть стой, хоть падай, — затряс щеками Обри. — Но мы с вами выиграли.

Старик казался и восторженным, и вдруг жалким. Плеснув в чай рому, Петр закурил сигарету и сказал не то в шутку, не то всерьез:

— Сказали бы раньше, мы бы его обчистили… Я бы постарался.

— Да мы и так… Что вы! — опомнился Обри в тот же миг, словно пойманный на слове. — Иначе не получилось бы. Ну, прикиньте… Вы меня за чудака, конечно, считаете?

— Не переживайте. Хорошо, что выиграли, — сказал Петр. — А девять остальных картин?

— Что за картины? Да всякая дребедень! Я насобирал с мира по нитке, — отмахнулся Обри, и по лицу его пронеслась тень облегчения; всё обернулось для него, видимо, не так плачевно, как он предполагал. — Я, конечно, предпочел не рисунок у него взять, а деньги, — невнятно прибавил он. — Нас же двое.

Обри полез за пазуху и, пыхтя, извлек белый помятый конверт.

— Сорок тысяч поделить на два — двадцать. Fifty-fifty, как говорится… — Старик протянул конверт. — Тут ваши двадцать тысяч.

— Да вы с ума сошли… Уберите!

— Нет, Питер, я… Поймите меня, — бормотал Обри, положив конверт на стол. — Я не для того, чтобы вас обидеть и не денег ради… Мне было бы стыдно по-другому.

— Возьмите у вашего друга рисунок, — сказал Петр. — С собаками.

— Да нет у него рисунка, — с отчаянием вымолвил Обри. — Продал, мерзавец…

Петр взял со стола конверт и протянул его старику.

Оскалившись, тот был вынужден принять конверт обратно, но, продолжая держать его в руках, нерешительно произнес:

— У меня к вам еще одна просьба. По условиям пари я должен, конечно, подтвердить, предъявить какое-нибудь доказательство. То есть вы сами, как автор. Надо написать две строчки, что это ваша работа, и указать ваш адрес. Вас не обидит, если…

— Я напишу, — заверил Петр. — Хотите сейчас?

— Я тут уже набросал что надо… — Обри с живостью вынул из кармана сложенный лист, развернул его и протянул. — Нужно только адрес вписать. И подпись, конечно, не помешает…

Взяв листок, Петр пробежался по нему глазами и, с трудом удерживаясь от смеха, направился в спальню за ручкой, вернулся, подписал бумагу и отдал ее Обри.

— Ну вот и слава богу! Хорошо, что не обиделись, — бормотал тот. — А то я, знаете, как-то… Глупо получилось.

— Победителя не судят, — заверил Петр.