1990-e годы

— Короче, ну Гошика все знают — он духарик за всё. Никогда не прогнётся под мусоров, за базар всегда отвечает. Если сказал: сделаю — значит, сделает в натуре, без б. И вот месяц назад они с Гнедым козырную хату взяли в Центре. Нормально нагрелись, в общаг сразу долю занесли, как положено, ну и решили после этого маленько погудеть. Завалились они в «Жемчужину», выпили, закусили и поехали в сауну. С ними две лярвы были.

— Ну и чё?

— Да пока ничё, но ты слушай дальше. Лярвы эти — прокурорскими оказались, и на следующий же день пацанов на тюрьму берут.

— Вот суки. Мусорская прокладка что ли?

Рассказчик усмехнулся.

— Нее. Бляди эти вообще не в теме были, одна — жена районного прокурора, вторая, её подруга, тоже чья-то жена, но не суть. Тема в том, что они обе просто потаскаться вылезли, и с пацанами в сауну поехали, так сказать, сугубо по зову сердца, а не со злым умыслом. Да только вот, вышло так, что прокурор уже давно свою неверную супругу пас и в тот раз решил всё зафиксировать документально. Он бля и знать не знал, что там Гошик с Гнедым его бабу дуплят, а когда узнал — решил двух зайцев убить. И лярву свою научить уму-разуму и перед начальством выслужиться. Так что вот, попал наш Гошик по такому беспонту.

— Погоди-погоди, а как это связано с той темой, я не понял? Гошик сам всё прокурорской лярве разболтал, или что?

— Да ну ты чё! Гошика не знаешь что ли? Никогда он метлой не болтал по беспонту. Тут то и вышла самая что ни на есть фантастика! Понимаешь, в деле том мусора как раз таки и не могли никаких концов отыскать, думали вообще, что придётся сливать его как глухарь, и тут-то прокурорский этот конь решил мусорским подсобить, да заодно и злобу свою на пацанах сорвать. Вот и по беспределу пришили им кражу с незаконным проникновением, типа со взломом хаты. Точнее, это он, сука поганая, решил, что по беспределу, а на самом-то деле Гошик ту хату в натуре выставил, просто совпадение такое вышло, понял тему? Перст судьбы, ебать-копать.

Хмуро задумавшись над услышанным, расписной некоторое время молча разглядывал свои татуированные пальцы, после чего медленно поднял голову и, будто прицелившись, уставился на рассказчика в упор.

— Слышь, ты чё мне за дичь тут впариваешь, вася? Фраера тупого во мне увидел?

Сказав это, он медленно поднялся со шконки и хотя говорил он тихо, гул голосов в хате мгновенно оборвался, а все её обитатели, затаив дыхание, стали в напряжении ждать, что будет дальше.

Не на шутку испугавшийся «вася» сделал простодушное лицо и, растопырив ладони, примирительно поднял вверх руки. Он виновато забормотал:

— Да ты что, Гвоздь, я тебе отвечаю! Так всё и было! Пацаны подтвердят слово в слово! И Гошик сам подтвердит, в натуре говорю! Да я бы никогда! Я ведь знаю кто ты! Как ты только мог подумать, что я…

— Завали хайло, — мрачно прервал его излияния Гвоздь и «вася» послушно замолчал.

Вообще говоря, «Вася» — не было настоящим именем того бедолаги, и сейчас смотрящий за хатой хотел тем самым подчеркнуть своё истинное отношение к его басням, потому как на жаргоне этих людей уничижительное наименование «васечка» означало «дурачок». И теперь, называя так своего сокамерника, Гвоздь как бы давал понять, что за свой красноречивый пиздёж, его, не в меру распустившегося соседа по нарам, можно сию минуту поставить под сомнение. Ибо все остальные присутствующие должны чётко понимать, что он, Гвоздь, хоть и бывает время от времени чрезмерно снисходителен, но всё же далеко не ровня всякой приблудившейся шалупони и потому шутки шутить с ним можно далеко не всем, не всегда и не обо всём.

— Знаешь ли ты, вася, что бы Гошик сейчас с тобой сделал, если бы услышал твой фуфловый базар?!

Тут до «васи» наконец дошло, что он нечаянно попал под раздачу и что спасти его сейчас уже ничего кроме молчания не может. Он покаянно склонил голову и, демонстрируя глубочайшее сожаление, тихо вздохнул. Правду ли он рассказал, или нет — это теперь уже было не важно. Гвоздь решит так, как посчитает нужным, а коли считает он, что «вася» всё наврал, то стало быть всё, что «вася» говорил, враньём и было. И поэтому теперь незадачливому анекдотисту оставалось лишь надеяться, что смотрящий смилостивится и простит ему его неудачную шутку.

— Я вот, что думаю, — продолжал тем временем Гвоздь, — ты, вася, в натуре на пацанов решил фуфло нагнать, или же ты просто бельмондо по жизни и у тебя с башкой не в порядке? Так по какой причине ты гонишь? Поясни обществу: ты фуфломёт, или юродивый?

На это молчать было нельзя и требовалось что-то ответить.

— Я… я пошутил, братское сердце, извини…

— ПО-ШУ-ТИЛ?! ИЗ-ВИ-НИ? Какое я тебе «братское сердце», ты бля?!

Смотрящий за хатой резко вскочил с койки и нанёс «васе» жестокий удар в кадык. Он сделал это каким-то подлым, змеиным движением и уже в следующий миг сел обратно на своё место, оставив «васю» корчиться на полу, судорожно хватая ртом воздух.

Гвоздь задумчиво рассматривал сокамерника и, не дожидаясь, пока тот отдышится, вкрадчиво спросил: