Адольф

Вотъ не оправданія, но объясненія мои. Оспаривая меня, можно будетъ, по крайней мр, оспаривать мою систему, а не винить меня въ исполненіи; можно будетъ заняться изслдованіемъ мысли, а не звуковъ. Даю критик способъ выдти, если ей угодно, изъ школьныхъ предловъ, изъ инквизиціи словъ, въ которыхъ она у насъ обыкновенно сжата.

Предисловіе

Къ третьему изданію на Французскомъ язык.

Не безъ нкотораго недоумнія согласился я на перепечатаніе сего маловажнаго сочиненія, выданнаго за десять лтъ. Если бы я не увренъ былъ почти ршительно, что готовится поддльное изданіе онаго въ Бельгіи, и что сія поддлка, подобно всмъ другимъ, распускаемымъ въ Германіи и ввозимымъ во Францію Бельгійскими перепечатальщиками, будетъ пополнена прибавленіями и вставками, въ которыхъ я не принималъ участія, то никогда не занялся бы я симъ анекдотомъ, написаннымъ только для убжденія двухъ или трехъ собравшихся въ деревн пріятелей, что можно придать нкоторую занимательность роману, въ коемъ будутъ только два дйствующія лица, пребывающія всегда въ одинаковомъ положеніи.

Обратившись къ этому труду, я хотлъ развить нкоторыя другія мысль, мн раскрывшіяся и показавшіяся несовершенно безполезными. Я захотлъ представить зло, которое и самыя черствыя сердца испытываютъ отъ наносимыхъ ими страданій, и показать заблужденіе, побуждающее ихъ почитать себя боле втреными, или боле развращенными, нежели каковы они въ самомъ дл. Въ отдаленіи, образъ скорби, причиняемой нами, кажется неопредленнымъ и неяснымъ, подобно облаку, сквозь которое легко пробиться. Мы подстрекаемы одобреніемъ общества, совершенно поддльнаго, которое замняетъ правило обрядами, чувства приличіями, которое ненавидитъ соблазнъ какъ неумстность, а не какъ безнравственность; ибо оно довольно доброхотно привтствуетъ порокъ, когда онъ чуждъ огласки. Думаешь что разорвешь безъ труда узы, заключенныя безъ размышленія. Но когда видишь тоску и изнеможеніе, порожденныя разрывомъ сихъ узъ, сіе скорбное изумленіе души обманутой, сію недоврчивость, слдующую за довренностью столь неограниченною; когда видишь, что она, вынужденная обратиться противъ существа отдльнаго отъ остальнаго міра, разливается и на цлый міръ; когда видишь сіе уваженіе смятое и опрокинутое на себя незнающее боле, къ чему прилпиться: тогда чувствуешь, что есть нчто священное въ сердц страждующемъ, потому что оно любитъ; усматриваешь тогда, сколь глубоки корни привязанности, которую хотлъ только внушить, а раздлить не думалъ. А если и превозможешь такъ называемую слабость, то не иначе, какъ разрушая въ себ самомъ все, что имешь великодушнаго, потрясая все, что ни есть постояннаго, жертвуя всмъ, что ни есть благороднаго и добраго. Потомъ возстаешь отъ сей побды, которой рукоплещутъ равнодушные и друзья, но возстаешь, поразивъ смертью часть души своей, поругавшись сочувствію, утснивъ слабость и оскорбивъ нравственность, принявъ ее за предлогъ жестокосердія: и такимъ образомъ лучшую природу свою переживаешь, пристыженный или развращенный симъ печальнымъ успхомъ.

Такова картина, которую хотлъ я представить въ Адольф. Не знаю, усплъ ли: по крайней мр, то придаетъ въ моихъ глазахъ нкоторую истину разсказу моему, что почти вс люди, его читавшіе, мн говорили о себ какъ о дйствующихъ лицахъ, бывавшихъ въ положеніи, подобномъ положенію моего героя. Правда, что сквозь показываемое ими сожалніе о всхъ горестяхъ, которыя они причинили, пробивалось, не знаю, какое-то наслажденіе самохвальства. Имъ весело было намекать, что и они, подобно Адольфу, были преслдуемы настойчивою привязанностью, которую они внушали; что и они были жертвами любви безпредльной, которую къ нимъ питали. Я думаю, что по большей части они клеветали на себя, и что если бы тщеславіе не тревожило ихъ, то совсть ихъ могла бы остаться въ поко.

Отъ издателя [1]

За нсколько лтъ передъ симъ я здилъ по Италіи. Разлитіемъ Нето я былъ задержанъ въ гостинниц Черенцы, маленькой деревеньки въ Калабріи. Въ той же гостинниц находился другой прозжій, вынужденный оставаться тамъ по той же причин. Онъ хранилъ молчаніе и казался печальнымъ. Онъ не обнаруживалъ ни малйшаго нетерпнія. Иногда ему жаловался я, какъ единственному слушателю моему, на задержку въ прозд нашемъ. Для меня все равно, отвчалъ онъ, здсь ли я, или въ другомъ мст. Нашъ хозяинъ, который разговаривалъ со слугою неаполитанцемъ, находящимся при этомъ путешественник и не вдавшимъ его имени, сказалъ мн, что онъ путешествуетъ не изъ любопытства, потому что не посщалъ ни развалинъ, ни достопримчательныхъ мстъ, ни памятниковъ, ни людей. Онъ читалъ много, но безъ постоянной связи. Онъ прогуливался вечеромъ, всегда одинъ, и по цлымъ днямъ сидлъ иногда неподвижно, опершись головою на об руки.