Читаем Американська єврейська проза. Століття оповідань полностью

Так, він нависав над кампусом, як милосердна версія Годзілли над Токіо, але навіть це не змусило її змінити рішення. Вона була готова до певних змін. А звикати до чогось на кшталт стофутового Христа, бути гнучкою — це складова життя.


Сім років потому Едіт усе ще обживалася на цьому місці, але обживалася з комфортом. Робота не вимагала від неї великих зусиль — вона жила в Чикаго й двічі на тиждень приїздила залізницею до Саут-Бенда, брала таксі до кампуса й проводила там свій робочий день. Зазвичай ніщо не заважало їй весь день писати — студенти не турбували її, бо вона не афішувала свої службові години й не повідомляла про них секретаркам факультету. Едіт не вважала себе зобов’язаною розмовляти зі студентами, яким бракувало наполегливості її відстежити. Двічі на рік вона проводила заняття для дванадцятьох ретельно дібраних аспірантів. На заняттях не обговорювалися їхні праці — Едіт вважала, що їм буде корисніше послухати про її власний творчий процес. Іноді вона пропонувала їм писати й користувалася цією нагодою, щоб писати самій. Подекуди вона дозволяла їм прочитати свої твори вголос.

Люди здебільшого її не чіпали. Заступниця декана, зрештою, мала рацію щодо атмосфери.

До того, як Едіт стала працювати в Нотр-Дам, про неї говорили, що вона фігурує в шорт-листі Нобелевського комітету, і цей шорт-лист, здавалося, з кожним роком ставав коротшим. З ким її тільки не порівнювали, водночас вірячи або принаймні сподіваючись, що насправді вона не схожа ні на кого: 24 рецензенти за час її кар’єри порівняли її з Пейлі, 16 — із Зінгером (для якого, сумлінно відзначили вони, Едіт перекладала), 14 — із Елкіном, 7 — із Кафкою, 11 — із Маламудом, 3 — з Озік, 2 — з Белоу, а одна заблукана душа порівняла її з усіма сімома. Найчастіше її згадували вкупі з іншими єврейськими письменниками, але подекуди також із католиками. У своїй творчості вона торкалася моральних проблем, в першу чергу лицемірства й заслуженої кари, й часто піддавала своїх героїв старозавітним випробуванням. Вони припускалися помилок, ухвалювали хибні рішення, як Йона чи Авраам, і саме тому, вирішила Едіт, вона подобалася католикам. У них теж завжди були хибні рішення: інквізиція, поводження з корінними народами у Новому Світі, викорінення св. Домініком альбігойців[275] за наказом папи Іннокентія III…

У творах Едіт майже завжди був присутній один персонаж, дурник на ім’я Бреннерман — не зінгерівський бовдур, не шолом-алейхемівський блаженний невіглас, не шекспірівський блазень, мудрий, але сумний задирака. Це був радше пустун. Іноді Бреннерман знав купу всього, іноді не знав нічого. Подекуди він підштрикував головну героїню, альтер-его Едіт — Фран-сін Рімер. Бреннерман полюбляв грати роль совісті Франсін. Він з’являвся в її снах, і в снах Едіт теж, наказував їй припинити сприймати себе так серйозно — світ проживе й без неї. Для Франсін й Едіт Бреннерман існував і в їхній уяві, і в реальному житті. В основі цього образу лежало враження від чоловіка, якого одного разу побачила Едіт: він малював стрілки-дороговкази на парковці шопінг-молу «Зелені акри» у містечку Веллі-Стрім на Лонг-Айленді. Вона скуповувалася там для матері, яка мешкала в сусідньому Вудмірі. Колеги цього чоловіка стояли довкола, палили й розмовляли, поки він виконував усю роботу. Смугу, на якій він малював стрілки, було перегороджено помаранчевими конусами. На інших смугах — вже зі свіжими стрілками — жодна з автівок не звертала уваги на нові дороговкази. Цей чоловік ігнорував навколишній безлад так само, як світ ігнорував його самого. Едіт вирішила, що цього чоловіка звуть Бреннерман. Більше вона його не бачила, але її героїня, Франсін, бачила його постійно.


Імен у Бога, підозрювала Франсін Рімер, безліч — більше, ніж людських прізвищ, разом узятих, але наскільки більше? Скільки прізвищ може бути у світі? Чи хтось порахував, провів дослідження? Бо вона весь час чула нові — Слоер, Едж, Кашіо, Пейкью, Споур. Франсін хотіла знати. Вона збирала прізвища — з особистих зустрічей, з кореспонденції, з новин. Вона була розумною жінкою і знала, звісно, що збирання прізвищ — дивне заняття. Вона не плекала сподівань на якийсь грошовий прибуток. Її прізвища не мали об’єктивної цінності, притаманної колекції автографів її матері (Фред Астер, Тайрон Пауер, Франшо Тон) або колекції італійських шкіряних декантерів[276]кузини Софі.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 шедевров эротики
12 шедевров эротики

То, что ранее считалось постыдным и аморальным, сегодня возможно может показаться невинным и безобидным. Но мы уверенны, что в наше время, когда на экранах телевизоров и других девайсов не существует абсолютно никаких табу, читать подобные произведения — особенно пикантно и крайне эротично. Ведь возбуждает фантазии и будоражит рассудок не то, что на виду и на показ, — сладок именно запретный плод. "12 шедевров эротики" — это лучшие произведения со вкусом "клубнички", оставившие в свое время величайший след в мировой литературе. Эти книги запрещали из-за "порнографии", эти книги одаривали своих авторов небывалой популярностью, эти книги покорили огромное множество читателей по всему миру. Присоединяйтесь к их числу и вы!

Анна Яковлевна Леншина , Камиль Лемонье , коллектив авторов , Октав Мирбо , Фёдор Сологуб

Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Любовные романы / Эротическая литература / Классическая проза
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
Я и Он
Я и Он

«Я и Он» — один из самых скандальных и злых романов Моравиа, который сравнивали с фильмами Федерико Феллини. Появление романа в Италии вызвало шок в общественных и литературных кругах откровенным изображением интимных переживаний героя, навеянных фрейдистскими комплексами. Однако скандальная слава романа быстро сменилась признанием неоспоримых художественных достоинств этого произведения, еще раз высветившего глубокий и в то же время ироничный подход писателя к выявлению загадочных сторон внутреннего мира человека.Фантасмагорическая, полная соленого юмора история мужчины, фаллос которого внезапно обрел разум и зажил собственной, независимой от желаний хозяина, жизнью. Этот роман мог бы шокировать — но для этого он слишком безупречно написан. Он мог бы возмущать — но для этого он слишком забавен и остроумен.За приключениями двух бедняг, накрепко связанных, но при этом придерживающихся принципиально разных взглядов на женщин, любовь и прочие радости жизни, читатель будет следить с неустанным интересом.

Альберто Моравиа , Галина Николаевна Полынская , Хелен Гуда

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Классическая проза / Научная Фантастика / Романы / Эро литература