Читаем Американська єврейська проза. Століття оповідань полностью

Вона не бажала бути імітаторкою. Впізнанною — так, у межах певної традиції, але досить оригінальною, аби не бути віднесеною до якогось типу чи користуватися підтримкою на етнічному ґрунті. Порівняння, що проводилися між нею та іншими єврейськими письменниками, турбували її менше, бо вона знала, що подібні порівняння, зрештою, безглузді. Проте її порівнювали не тільки з іншими єврейськими письменниками, а й нерідко з християнськими — католиками Фланнері О’Коннором, Гремом Гріном, латиноамериканцями Кортасаром, Маркесом, Фуентесом, Борхесом. Коли вона написала книжку з погляду підлітка, її порівняли із Селінджером і Гарпер Лі. Люди хотіли вірити в такий собі «Великий літературний ланцюг буття[278]», тому й робили такі порівняння.

Можливо, в її комплексах був винний Зінгер. Він підживлював їх, був досить жорстоким із нею. Едіт добре знала його, перекладала деякі з його ранніх оповідань, коли в 50-х і 60-х, молодою жінкою, працювала у видавництві Noonday Press, а потім у Farrar Straus. Пізніше вона втратила зв’язок із ним — почасти через секретарку Зінгера Джоан, яка ставилася до нього, як до заводної іграшки. Світ ставився до нього переважно так само — як до маленького єврейського гнома, зменшеного, внесеного до каталогу, придбаного. Всі ці ретельно виплекані ексцентричності — домашні папужки, що сідають йому на голову, його вегетаріанство, обов’язковий примірник Daily Forward[279] під пахвою — належали до пакету аксесуарів, на кшталт того, який можна придбати для ляльки Барбі.

Едіт була введена в оману цією версією Зінгера, коли вперше з ним зустрілася, але під час обіду в нього вдома побачила й іншу його сторону. Вони працювали над перекладом одного з його оповідань, хоча назвати роботу Едіт перекладом було б неправильно. Знання їдишу обмежувалося в неї кількома лайками, яких її навчив дядько Ел. Зінгер сам робив чорнові переклади, а перекладачі відшліфовували його прозу. Вони з Едіт пропрацювали цілий день над одним із оповідань із «Дурника Гімгіла», і Зінгер запропонував їй залишитися на обід. Коли з роботи прийшла його дружина (вона працювала у відділі жіночого спортивного одягу в магазині Saks), він наказав їй приготувати обід для них двох, а потім весь час трапези ігнорував її. Едіт із Зінгером обговорювали Суецький канал, і коли його дружина поділилася своєю думкою, він не звернув на це жодної уваги, за винятком того, що з наголосом зауважив, звертаючись до Едіт, як приємно нарешті вести розумну бесіду з розумною жінкою.

Едіт ледь вибачила собі за те, що була такою молодою й дурною. Вона показала йому одне зі своїх оповідань, але лише тому, що він сам цього попросив. Це було після того, як одного вечора вони переспали — незабаром після того обіду з його дружиною. А вночі їй приснився страшний сон — нібито Зінгер сказав їй, що вона геть бездарна, — й коли вона прокинулася, то зраділа, що це лише сон. Але в житті вийшло ще гірше. Він сказав їй, що ошелешений бідністю її прози. Він очікував іншого, бо її порекомендував Роджер Штраус[280], але тепер він навіть не впевнений, що вона здатна допомогти йому в обробці його власних чорнових перекладів.

«Ви хочете, щоб я пішла, містере Зінгер?» — спитала вона.

«Чим займається ваша мати?».

«Мати? — перепитала Едіт, і в неї промайнула думка, чи не хоче він, щоб її мати перекладала, а також і спала з ним. — Моя мати продає капелюшки».

«Це пристойне заняття. Вам теж варто продавати капелюшки. Забудьте про письменництво. Це важка справа».

Іноді у своїх снах Едіт все ще чула, як покірно запитує боязким голосом: «Ви хочете, щоб я пішла, містере Зінгер?» — і чекає на його відповідь. А він лише дивиться на неї з цією єхидною посмішкою: «Капелюшки. Ще раз кажу — продавайте капелюшки».


Едіт запропонували попрацювати в одному комітеті — незвичайна подія, фактично перша у своєму роді. За звичайних обставин від неї не очікувалося ні роботи в комітетах, ні участі в нарадах факультету, хоча час від часу її вмовляли ввійти до складу дисертаційної ради, коли йшлося про одного-двох особливо перспективних аспірантів. Але цей випадок був іншим — йшлося про загальноуніверситетський комітет, створений для присудження стипендії імені Ернеста Гувера, названої на честь ще одного колишнього популярного професора та письменника з англійського факультету. Цей грант мав щорічно присуджуватися одному з молодих письменників на початку чи в середині творчого шляху й забезпечувати його коштами для завершення того чи іншого проекту виняткового достоїнства.

Ден Мессі, який був уже не професором англійського факультету, а новим заступником декана, запевнив Едіт, що її присутність у комітеті має дуже велике значення, що вона є єдиною в кампусі, хто має знання, досвід і авторитет для ухвалення такого важливого рішення. «І взагалі, — сказав він, — ви не можете залишити мене на самоті. Я буду єдиним євреєм у комітеті».

«Ви не єврей, Дене», — сказала вона.

«Чому б вам не потішити мене, Едіт? Може, зробите мене почесним євреєм?».

«Це завдання не з легких».

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 шедевров эротики
12 шедевров эротики

То, что ранее считалось постыдным и аморальным, сегодня возможно может показаться невинным и безобидным. Но мы уверенны, что в наше время, когда на экранах телевизоров и других девайсов не существует абсолютно никаких табу, читать подобные произведения — особенно пикантно и крайне эротично. Ведь возбуждает фантазии и будоражит рассудок не то, что на виду и на показ, — сладок именно запретный плод. "12 шедевров эротики" — это лучшие произведения со вкусом "клубнички", оставившие в свое время величайший след в мировой литературе. Эти книги запрещали из-за "порнографии", эти книги одаривали своих авторов небывалой популярностью, эти книги покорили огромное множество читателей по всему миру. Присоединяйтесь к их числу и вы!

Анна Яковлевна Леншина , Камиль Лемонье , коллектив авторов , Октав Мирбо , Фёдор Сологуб

Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Любовные романы / Эротическая литература / Классическая проза
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
Я и Он
Я и Он

«Я и Он» — один из самых скандальных и злых романов Моравиа, который сравнивали с фильмами Федерико Феллини. Появление романа в Италии вызвало шок в общественных и литературных кругах откровенным изображением интимных переживаний героя, навеянных фрейдистскими комплексами. Однако скандальная слава романа быстро сменилась признанием неоспоримых художественных достоинств этого произведения, еще раз высветившего глубокий и в то же время ироничный подход писателя к выявлению загадочных сторон внутреннего мира человека.Фантасмагорическая, полная соленого юмора история мужчины, фаллос которого внезапно обрел разум и зажил собственной, независимой от желаний хозяина, жизнью. Этот роман мог бы шокировать — но для этого он слишком безупречно написан. Он мог бы возмущать — но для этого он слишком забавен и остроумен.За приключениями двух бедняг, накрепко связанных, но при этом придерживающихся принципиально разных взглядов на женщин, любовь и прочие радости жизни, читатель будет следить с неустанным интересом.

Альберто Моравиа , Галина Николаевна Полынская , Хелен Гуда

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Классическая проза / Научная Фантастика / Романы / Эро литература