Читаем Американська єврейська проза. Століття оповідань полностью

Мати сказала Франсін, що це нездорове заняття.

«Захоплення, мамо».

«Ти не задоволена своїм прізвищем?».

«Я задоволена своїм прізвищем».

«Бо якщо не задоволена, то маєш змінити його».

«Мені подобається моє прізвище, ма».

«Може, на таке, як Сміт. Або Джонс. Або Арнольд. Це гарно звучить — Бенедикт Арнольд».

«Ма!».

«Ну, звісно — що тямить свиня в апельсинах?».

Це була материна улюблена приказка. Вона вживала її за будь-якої нагоди, але завжди, як вважала Франсін, трохи поза контекстом, тож у Франсін кожного разу було враження, що мати не дуже розуміє її значення.

Франсін не почувалася нездоровою. Її одержимість прізвищами не заважала ані особистому життю (його в неї не було), ані роботі у продовольчому кооперативі[277]. Але останнім часом вона не могла пройти на вулиці повз чоловіка, жінку або дитину й не відчути бажання дізнатися, хто вони, — дізнатися принаймні стільки, скільки можна побачити крізь віконце прізвища.

Власне, під час цієї дискусії (відтвореної тут майже дослівно) Франсін та її мати крокували парковкою відомого тутешнього заміського шопінг-молу, де збиралися купити капелюшок (це був запізнілий — як завжди — подарунок від Франсін до материного дня народження) і пройшли повз чоловіка, що працював на одній із паркувальних смуг. Цей чоловік — довготелесий хлопчина в комбінезоні та ярмулці на голові — зосереджено малював стрілку посеред смуги, а ще троє робітників стояли над ним, палили цигарки, спльовували й сміялися, але й не думали допомагати. Прізвище цього чоловіка встромилося в ногу Франсін, як уламок скла, й проклало собі шлях через її нутрощі аж до серця. Це прізвище виникло в ній, як недуга. «Бреннерман!» — вигукнула вона.

Чоловіки припинили сміятися. Мати Франсін стояла мовчки. Хлопець, який малював стрілки, підвів на неї очі й посміхнувся незвичайною посмішкою: в нього бракувало верхніх корінних зубів, немовби він справді «зуба дав», як-то кажуть, але за що — Франсін не могла здогадатися.


Ось так світ познайомився з Бреннерманом і Франсін Рімер. Бреннерман виявився скарбом для Едіт. Вона була зобов’язана йому всією своєю письменницькою кар’єрою. Але іноді вона все ще, попри свій успіх, замислювалася над тим, звідки взявся цей внутрішній голос — голос, завдяки якому виникли всі її історії. Подекуди її непокоїло, що вона може втягнутися в якийсь згубний стиль, у неприродну для неї, цілком наслідувальну манеру висловлюватися. Вона тривожилася навіть щодо Бреннермана, її улюбленого дурника: чи він справді її, чи має вона право на нього претендувати? Її непокоїло, що те, що вона презентує світові, може бути не досить справжнім, являючи собою лише пародію на єврейську літературу. Вона зневажливо ставилася до нинішньої генерації письменників американського Півдня саме з цієї причини — вони часто звучали так схоже, що Едіт замислювалася: може, вони просто пускають по колу аркуш паперу, аби наступний продовжив написане попереднім? Може, ту саму хворобу Нобелівський комітет помітив і в її власній творчості?

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 шедевров эротики
12 шедевров эротики

То, что ранее считалось постыдным и аморальным, сегодня возможно может показаться невинным и безобидным. Но мы уверенны, что в наше время, когда на экранах телевизоров и других девайсов не существует абсолютно никаких табу, читать подобные произведения — особенно пикантно и крайне эротично. Ведь возбуждает фантазии и будоражит рассудок не то, что на виду и на показ, — сладок именно запретный плод. "12 шедевров эротики" — это лучшие произведения со вкусом "клубнички", оставившие в свое время величайший след в мировой литературе. Эти книги запрещали из-за "порнографии", эти книги одаривали своих авторов небывалой популярностью, эти книги покорили огромное множество читателей по всему миру. Присоединяйтесь к их числу и вы!

Анна Яковлевна Леншина , Камиль Лемонье , коллектив авторов , Октав Мирбо , Фёдор Сологуб

Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Любовные романы / Эротическая литература / Классическая проза
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
Я и Он
Я и Он

«Я и Он» — один из самых скандальных и злых романов Моравиа, который сравнивали с фильмами Федерико Феллини. Появление романа в Италии вызвало шок в общественных и литературных кругах откровенным изображением интимных переживаний героя, навеянных фрейдистскими комплексами. Однако скандальная слава романа быстро сменилась признанием неоспоримых художественных достоинств этого произведения, еще раз высветившего глубокий и в то же время ироничный подход писателя к выявлению загадочных сторон внутреннего мира человека.Фантасмагорическая, полная соленого юмора история мужчины, фаллос которого внезапно обрел разум и зажил собственной, независимой от желаний хозяина, жизнью. Этот роман мог бы шокировать — но для этого он слишком безупречно написан. Он мог бы возмущать — но для этого он слишком забавен и остроумен.За приключениями двух бедняг, накрепко связанных, но при этом придерживающихся принципиально разных взглядов на женщин, любовь и прочие радости жизни, читатель будет следить с неустанным интересом.

Альберто Моравиа , Галина Николаевна Полынская , Хелен Гуда

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Классическая проза / Научная Фантастика / Романы / Эро литература