Читаем Американська єврейська проза. Століття оповідань полностью

Вона мені каже: «Мамо, я вже зустріла когось, і ми прожили разом п’ять років». Але саме це й крає мені серце. Цей чоловік, брокер, старший за Еллен на одинадцять років, і він не єврей. Отож я хочу її спитати: «Ти думаєш, що зможеш жити в Нью-Йорку, немов Рут, що підбирає чужі колоски? Ти думаєш, що зможеш прийти до нього, лягти вночі до його ніг, а вранці він одружиться з тобою? Ти думаєш, що зможеш і надалі жити отак у його квартирі, як прожила п’ять років? Якби я знала, що таке станеться, коли ми продовжили свій шлях, я тоді не наказала б тобі йти. Я сказала б: залишся».


Щось тут чіпляє Сару, в неї навертаються сльози на очі. Деббі відкидає назад своє довге волосся й каже Іді: «Ну, вона має право на власний вибір».

«У мене питання щодо жанру, — каже Мішель. — Це щось на кшталт есею чи це оповідання?».

«Ідо, — каже Сара, — це…». Вона хоче сказати, що зворушена почутим, але не може. Ці слова прозвучали би банально в обстановці цього класу з його суто формальною близькістю між людьми. «Це дуже просто й красиво», — завершує вона.

Деббі продивляється свій примірник, розмірковуючи над роботою Іди. «Я гадаю, це щось вікове», — каже вона.

Capa вмикає комп’ютер, але тут дзвонить телефон.

«Сара? — це Ед. — Привіт. Слухай, у нас тут казна-що. У неї вже набралося двадцять тисяч доларів за госпіталізацію. Це та курс лікування покриваються страховкою, але є ще тисяча шістсот за консультації з Клейном, і це вони не покривають».

«Як це?».

«Вони кажуть, що не покривають це. Ми зараз оскаржуємо рахунок, тож…».

«Як вона?» — питає Сара.

«Так собі. Розгублена, виснажена. Схудла. — Ед зітхає. — Capo, я сюди приїхав і все зрозумів. Ми більше не можемо тішити себе ілюзіями — їй не можна залишатися самій. Треба забирати її додому».

«Тобто привезти її сюди?».

«Ну так, треба повернути її у Вашингтон».

Сара на якусь мить замислюється. «Я можу скасувати свої заняття в четвер, — каже вона. — Постараюся прилетіти завтра».

Сара та Ед сидять на парі стільців у кабінеті доктора Стівена Клейна. Сарі ця сцена трохи нагадує бесіди із заступником директора середньої школи імені Вудро Вільсона-молодшого про їхнього сина Бена та його успіхи у навчанні.

«Ви розумієте, я надавав їй приватні консультації протягом усього її перебування тут, присвячував їй щонайменше годину щодня», — говорить їм Клейн.

«І на цих сеансах ви… Що саме ви робили?».

«Я слухав її. Розмовляв із нею про залежність від ліків, про звикання до них…».

Ед перериває його. «Я знаю лише одне: моя мати жахливо виглядає, вона втрачає вагу, ви її геть замучали!».

Доктор Клейн хитає головою. «Не забувайте — ви не бачили її принаймні останні півроку. До того ж вона зараз оговтується після дуже серйозного передозування».

«Дуже серйозного передозування! — Ед почервонів від обурення. — Це ви навмисно так драматизуєте, залякуючи своїх пацієнтів? Слухайте, моїй матері вісімдесят сім. Дайте їй спокій з вашою шоковою терапією. Ви тут у Санта-Розі включили її в одну програму з купою неповнолітніх наркоманів! Я сподівався, що в нас зараз доба мультикультуралізму, взаємоповаги, загальнодоступності медичних послуг, емансипації літніх людей. А ви сидите тут і бездумно пхаєте літню жінку в свій лікувальний конвеєр без урахування її віку, її культурного багажу…».

«З вашого дозволу я вам щось покажу», — каже Клейн. Він вставляє відеокасету в плеєр і вмикає телевізор. «Роза? — лунає жіночий голос. — Ви дозволите нам записати на відео цю бесіду, щоб ви чи ваша сім’я змогли її потім подивитися?».

«Гаразд», — відповідає Роза. Вона сидить у лікарняному ліжку, виглядає маленькою, сивою, з руки стирчить шприц крапельниці.

«Так, Розо, скажіть мені, як ви почуваєтеся — оцініть свій стан за шкалою від одного до десяти. Один — це найгірше, десять — найкраще».

«Я кепсько почуваюся», — каже Роза.

«Але за десятибальною шкалою — як ви почуваєтеся?».

«Один — це найкраще?».

«Один — це найгірше, десять — найкраще».

«Десять — це найкраще?».

«Саме так».

«А найгірше».

«Одиниця, Розо».

«У мене одиниця».

Сара мимоволі посміхається, а Ед вибухає: «Можна… можна це вимкнути?».

«Чому?» — питає Клейн.

«Бо ми з вами розмовляємо!».

«Я розумію, Еде, але, на мій погляд, цей запис має стосунок до нашої бесіди».

«Можливо. Але я не збираюся дивитися, як допитують мою матір, ясно? Це неподобство».

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 шедевров эротики
12 шедевров эротики

То, что ранее считалось постыдным и аморальным, сегодня возможно может показаться невинным и безобидным. Но мы уверенны, что в наше время, когда на экранах телевизоров и других девайсов не существует абсолютно никаких табу, читать подобные произведения — особенно пикантно и крайне эротично. Ведь возбуждает фантазии и будоражит рассудок не то, что на виду и на показ, — сладок именно запретный плод. "12 шедевров эротики" — это лучшие произведения со вкусом "клубнички", оставившие в свое время величайший след в мировой литературе. Эти книги запрещали из-за "порнографии", эти книги одаривали своих авторов небывалой популярностью, эти книги покорили огромное множество читателей по всему миру. Присоединяйтесь к их числу и вы!

Анна Яковлевна Леншина , Камиль Лемонье , коллектив авторов , Октав Мирбо , Фёдор Сологуб

Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Любовные романы / Эротическая литература / Классическая проза
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
Я и Он
Я и Он

«Я и Он» — один из самых скандальных и злых романов Моравиа, который сравнивали с фильмами Федерико Феллини. Появление романа в Италии вызвало шок в общественных и литературных кругах откровенным изображением интимных переживаний героя, навеянных фрейдистскими комплексами. Однако скандальная слава романа быстро сменилась признанием неоспоримых художественных достоинств этого произведения, еще раз высветившего глубокий и в то же время ироничный подход писателя к выявлению загадочных сторон внутреннего мира человека.Фантасмагорическая, полная соленого юмора история мужчины, фаллос которого внезапно обрел разум и зажил собственной, независимой от желаний хозяина, жизнью. Этот роман мог бы шокировать — но для этого он слишком безупречно написан. Он мог бы возмущать — но для этого он слишком забавен и остроумен.За приключениями двух бедняг, накрепко связанных, но при этом придерживающихся принципиально разных взглядов на женщин, любовь и прочие радости жизни, читатель будет следить с неустанным интересом.

Альберто Моравиа , Галина Николаевна Полынская , Хелен Гуда

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Классическая проза / Научная Фантастика / Романы / Эро литература