(Я о настоящих крабах. Которые живут в море. Ой, эта Зимняя мантия иногда ведет себя как ребенок. Так что учтите, это не я, это она!)
Здания здесь приземистые, крепкие и совсем маленькие – так проще противостоять мощным ветрам, снегу, дождю и брызгам воды, превращающимся в ледяную корку при шторме. Город окружали грозные скалы, высокие и крутые, на которые, казалось, не ступала нога человека. Он стойко держался за небольшую равнину у их подножия, словно лишайник, упрямо цепляющийся за теневую сторону большого камня. Ледяное море, холодное, безучастное и неумолимое, заполняло собой все пространство, не занятое небом или горами. Небо, совершенно серое, не обещало ни солнечных лучей, ни бури, но было готово предоставить то и другое с абсолютным равнодушием и почти без предупреждения.
Это место нельзя было назвать приятным, щедрым и милосердным к обычным людям, и тем не менее люди здесь жили.
Мы жили. Мы жили здесь.
Я шла сквозь ледяной ветер, под ногами было полдюйма слякоти, затвердевшей и превратившейся в нечто среднее между льдом и снегом, но я даже не дрожала.
Гарри Дрезден как-то раз предупредил меня о том, что опасно лгать самой себе.
Я старалась не слишком задумываться об этом и шла к городу через бесконечные сумерки алеутской осени. Я окружила себя чарами – ничего изощренного, просто немного снизила уровень привлекательности: с ослепительной красоты до чего-то средненького. Сделала так, что волосы стали темнее, а кожа – смуглее; в последнее время они выглядели светлее обычного. Добавила себе несколько фунтов – мне так и не удалось набрать вес с тех пор, как я сбросила его, изображая мрачную супергероиню на чикагских улицах, когда Гарри считали мертвым. Мой внешний вид можно было охарактеризовать как самый заурядный, и еще я создала легкую ауру ужасно скучной особы. Так проще передвигаться на местности.
Затем я раскрыла свои магические чувства и попыталась выследить неуловимых фей, живших среди людей Уналашки.
Ветер усиливался, принося с собой еще больше мокрого снега с дождем, и похоже, что обитатели Уналашки были хорошо осведомлены о погодных условиях. На улице ни души, немногочисленные машины тихонько крались по дороге, словно мыши, спасающиеся от хищников. Я почувствовала тонкий ручеек пульсирующей энергии, вытекавшей из низкого здания с вывеской «Раздолье», и вошла внутрь.
Меня тут же захлестнула энергия переполненной шумной пивнушки. В ушах загремела музыка, в лицо ударили запахи пива, жареного мяса и дыма, но хуже всего были эмоции, которые заполнили мое сознание: пьяный восторг, пьяный страх, тупая пьяная ярость и пьяная похоть. Впрочем, «трезвые» их разновидности тоже присутствовали в большом количестве. Нити разочарования и напряжения переплетались с эмоциями, вероятно, исходившими от уставших, но бдительных официантов. Источником настороженности, которая непрерывно текла из угла помещения, без сомнения, был вышибала, а источником радостной алчности, фальшиво гудевшей на заднем плане, – владелец заведения.
Я чародейка и специализируюсь на тонкой магии. И я очень чувствительна к эмоциям других людей, а потому чувствовала себя в заведении так, словно меня окатили не очень чистой водой. Мне потребовалось некоторое время, чтобы восстановить утраченное равновесие, настроиться и войти внутрь.
– Закройте дверь! – крикнул кто-то. Я обратила внимание на молодого человека с красным, потрескавшимся от ледяного ветра лицом. – Господи, я так замерз, что, наверное, все яйца отморозил!
– Черт возьми, это многое объясняет, Клинт! – крикнул другой мужчина, сидевший у противоположного конца барной стойки, и все посетители грубо расхохотались.
Я закрыла за собой дверь, стараясь не обращать внимания на угрюмый гнев, который излучал Клинт. Было в его ауре нечто подозрительное. Когда речь заходит об эмоциях, у людей и чудовищ оказывается много общего. Нужно обладать совсем уж инопланетным разумом, чтобы уловить эмоции, сильно отличающиеся от тех, которые испытывают люди, – ведь человеческих эмоций так много. А если добавить к этому изменяющие сознание субстанции вроде гормонов или наркотиков, вы получите просто нереальное многообразие.
Но я мгновенно распознаю рассерженного сексуального хищника.
Я несколько раз наигранно вздрогнула, делая вид, будто замерзла, протиснулась к бару и кивнула барменше, которая выглядела так, словно в свои выходные развлекалась поединками с медведями-кадьяками, если, конечно, у нее были выходные. Я заплатила наличкой, взяла пиво и почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок.
Я отхлебнула пива – какая-то русская гадость, имевшая такой вкус, будто ее сварили из пота Сталина и доставили контрабандой из советского ГУЛАГа. Обернувшись как ни в чем не бывало, я поняла, что Клинт стоит позади меня, дюйма на три ближе, чем следовало бы, и дышит слишком тяжело.
– Я тебя не знаю, – заявил он.
– Надо же!
– Что?