АСКЕТ

Хорошенькое предложение. Я расцепил зубы, чтобы съязвить, но постеснялся застонать. Нестерпимая боль в сломанной ноге грозила все мои сарказмы превратить в жалкое постыдное нытьё. Голень пульсировала, тело сковало промёрзшей одеждой. Пока мы выбирались из тонущего вездехода, болотная вода впиталась в одежду, сделав её неподъёмной. Пятидесятиградусный мороз завершал дело с неумолимостью палача в дурном расположении духа. Вот это съездил на охоту!

— Яшка, а куда пойдём-то? Здесь есть поблизости стойбища или… хоть что-то?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Яшка говорил, не надо в буран ехать.

— Так не было же бурана! — Проводник велел говорить, чтобы не уснуть. Вот я и орал. К тому же это притупляло боль в ноге и ужас перед неминуемой гибелью.

— Яшка говорил, будет буран. — Абориген оставался невозмутим. Кажется, его тупость заходила столь далеко, что он не понимал, что промокшие, на таком морозе, в пургу мы обречены. Я выругался. — Поехали?

Мой чукча подналёг на ремни. Сани, сооружённые из верхней кухлянки Яшки, сдвинулись. От сломанной ноги по телу выстрелил электрический разряд.

— Яшка, — я старался перекричать вой стихии — может, привал сделаем?! Ты устал, наверно!

Вал ветра поглотил звук голоса. Стена чёрного снега не позволяла разглядеть спину гипотетического собеседника.

— Стоять будем, замёрзнем совсем! Костёр надо. Трут мокрый! — долетело до меня из слоёв беснующейся атмосферы.

Железная хватка промороженной одежды уже перестала мучить. Сон пытался пожрать. Говорят, перед смертью замерзающий ощущает невыразимый кайф. Он погружается в дрёму, тёплую, обволакивающую, блаженную. На севере мороз называют ласковым убийцей. Холода я не ощущал, но меня трясло. Сознание мерцало, как пламя свечи на сквозняке. Видимо, поднялась температура. Сколько мы уже в пути? Время в моём мозгу утеряло привычные формы. Казалось, всю свою жизнь я лежал на этой кухлянке, сжигаемый болью и задыхающийся от переполненного снежными массами ветра. Иногда сознание гасло и я нырял в спасительное тепло и темноту. На краю этого омута меня всякий раз настигали хлёсткие хлопки по щекам.

— Нельзя спать! — После экзекуции Яшка возвращался на своё рабочее место. Путь продолжался.