АСКЕТ

— Здравствуйте, — неприязненно произнесла я.

Женщина вздрогнула и резко распрямилась. С минуту мы смотрели друг на друга — она настороженно, я с нескрываемой злостью.

— Детей не отдам! — отрезала женщина и повернулась ко мне спиной.

— Я из газеты. Хотела поговорить.

Настасья сидела у непокрытого скатертью, чисто выскобленного стола. Из-под белой косынки выбилась черно-бурая, слипшаяся от пота прядь. Где-то в углу копошился ещё один мальчонка, помладше того, что я видела на огороде с матерью. Передо мной стояла кружка молока, к которой меня не заставили бы притронуться даже под страхом четвертования. Диктофон был включён. Настасья, похоже, была незнакома с этой простейшей техникой.

— Мы жили под Душанбе. — Её голос тёк монотонно, точно кто смолу лил. —Хорошо жили. Дом свой, гранаты растили, клубнику. Муж — таджик, я — украинка. Мы с ним песни пели, — Настасья улыбнулась, в её глазах отразилось что-то неясное и очень далёкое. — Особенно вот эту любили, — она кашлянула и затянула низким, чуть хрипловатым голосом — Дывлюсь я нэбо, та й думку гадаю… — Резко оборвала песню. — Или вот ещё «Чорчовон'». Это о четырёх братьях, которые ушли в горы и погибли. Вы не поймёте, она на таджикском. Красивая песня. Ребятишек трое. Четвёртого ждали. — Я огляделась. По моим данным Настасья жила здесь одна с тремя детьми. Но задать вопрос я не решилась. Настасья продолжала. — Идёшь иногда по дороге домой, каждый сосед на чай зазывает. У нас тоже стол на дворе стоял. Соберёмся, бывало, всем селом — шумно, весело. Кто что несёт. Ладно так жили.