АСКЕТ

— Вода пить будешь? — Яшка поднёс мне флягу с согретой талой водой. Я отвернулся. В мыслях всплывали неуместные сейчас образы: Матросов, Зоя Космодемьянская, Жанна Д,Арк… Лица тех, о героизме кого знает любой ребёнок в моём мире. Самопожертвование, смерть во имя других, героизм… Как же далеко всё это, когда лежишь тут, посреди ледяного безвременья. Когда речь о твоей собственной жизни. Как трудно отдать другому свою едва теплящуюся надежду.

Яшка всё так же невозмутимо пил из фляги.

— Пурга плохо. Пурги нет, следы видно. Оленя всегда рядом со стойбищем. Если домашние.

— А если дикие?

Чукча спокойно пожал плечами.

— Дикая оленя не помогает. Люди помогает. — Это у него юмор такой. Идиот!

Я чувствовал, что ненавижу себя. Свой страх. Свой эгоизм. Ненависть боролась с ужасом от вида удаляющейся спины моего возможного спасителя. Их поединок так измучил меня, что даже горячка на время стала врагом номер два. Это, наверно, и называется, умереть, как собака. В презрении к себе самому. Хотя… При чём тут собаки? Бросавшиеся под танки. Ползущие под пулями к раненным. Тьфу ты! Самопожертвование… Слово билось в моём мозгу, перемежаясь с героическими профилями погибших ради чужих жизней. Ведь это я втравил Яшку в эту авантюру. Я, разумный человек! А Яшка… Дитя природы. Забавный, наивный Яшка, похожий на большого ребёнка. Презрение к себе сменилось гадливостью. Наконец, я не выдержал.

—Яшка!

— А?

— Слушай, друг, так мы далеко не уйдём. Оба погибнем. — Проводник спокойно кивнул, не отрывая взгляд от языков пламени. Я помолчал в надежде, что он хотя бы попытается обнадёжить меня. Но Яшка молчал. Я сцепил зубы и, пугаясь, что решимость моя улетучится, выдавил: — Иди один. Оставь меня тут. Может, хоть ты…

Я умолк, накрытый волной ужаса и гордости. Почему-то перед глазами возникла картина, как меня принимали в пионеры. В эту минуту мной гордились бы и мои родители, и Валентина Яковлевна, любимая классная руководительница, и Лариска… Мне было жутко и… спокойно. Да, я поступаю правильно!
Яшка обернулся и удивлённо уставился на меня.

— Ты маленько глупый? — Он засмеялся. — Аркашка лежит на шкуре. Аркашка убьёт зверя? Аркашка не умеет делать огонь в тундре. Аркашка будет спать и замёрзнет без Яшки! — Проводник встал и сверху-вниз посмотрел на меня. Так смотрят родители на своё дитя, плюхнувшееся на попку в попытках сделать первый шаг. — Совсем глупый Аркашка! — Подвёл он итог и снова засмеялся, качая головой.

В его нецивилизованном мозгу не было слова самопожертвование. Оно никогда не мучило его. Он не знал кто такой Матросов. У него вообще не было терзаний по поводу, кому жить, а кому умереть. Он жил, как дышал.

Сколько продолжался наш путь, не знаю. Яшка подстреливал из спасённого ружья какую-то дичь. Он жарил её на костре, а иногда ему даже удавалось накормить этой стряпнёй меня. Сознание всё реже вторгалось в мои бредовые миры.

— Эгей-го! — долетел как-то из ниоткуда голос Яшки.

— Гой!!! — ответила ему пустота.