Читаем Астрофил и Стелла. Защита поэзии полностью

Заметив мой угрюмо сжатый ротИ мой тоскливый неподвижный взгляд,Досужий свет гадает невпопад,4 Никак причин печали не найдет.Один готов побиться об заклад,Что это все — познаний горький плод,"Он к Принцу вхож[29], — иные говорят, —8 И полон государственных забот[30]".А самый строгий Приговор таков:"Тщеславен! В гору лезет! Но почетВ златую западню его влечет!"Эх, умники! Эх, скопище глупцов!Стремлюсь душой и днем, и по ночам14 Лишь к сердцу Стеллы и к ее очам.перевод А. Ревича

Сонет 24[31]

Глупцов богатых многих я знавал,Ничтожества, высиживают клад,Потом клянут свой жребий, как Тантал[32],4 Жизнь богачей — не жизнь, а сущий ад,Однако им Господь смекалку дал,Глупцы хитрее умных во сто крат,Добро свое, презренный свой металл8 Лелеют, как святыню, и хранят.Вот вам глупец богатый — но каков! —Ему дарован лучший самоцвет,Сей божий дар он в грязь втоптать готов.У этого глупца понятья нет,Чем он владеет. Жалкий богатей!14 Пусть процветает в тупости своей!перевод А. Ревича

Сонет 25

Сказал мудрец[33], успевший в изученьеТого, кто мудрым заменил отца[34],Что Добродетели предназначенье —4 Представ очам, вселять Любовь в сердца;Но эта истина для нас мученье:Лишь чувству доверяя до конца,Не в силах мы увидеть то свеченье,8 Что в занебесье манит мудреца.И вот тогда, к себе любви взыскуя,В обличье Стеллы Добродетель намВо всей красе является, ликуя.Не верить не могу своим глазам:Я вижу Стеллу, страсть моя — свидетель14 В том, что нашла свой образ Добродетель,перевод Э. Шустера

Сонет 26[35]

Пускай себе неумные людишкиНе видят в астрологии чудес,Хоть я узнал их боле, чем в излишке,4 Следя дороги светочей небес,Чей род высок отнюдь не понаслышке, —А мнят за долг блистательных принцессСветить и танцевать без передышки8 Для загулявших до ночи повес.Уму Природы должно подивиться,Ведь в ней прекрасный царствует закон —Все низшее пред высшим да склонится!А если потерял вдруг силу он,Есть две звезды — глаза прелестной Стеллы,14 Что скажут мне судьбы моей пределы.перевод Э. Шустера

Сонет 27

Я, погруженный мыслями во тьму,Угрюмцем на веселии сижуИ нужных слов в ответ не нахожу4 Тому, кто чтит не мысль, а речь саму,И с уст слетают слухи посему —Мол, яд гордыни я в душе держуИ потому знакомства не пложу,8 Что льщу себе, а боле никому.Но не гордыня мною завладела —Душа глядит в нелживое зерцало;В грехе тщеславья признаюсь я смело,Что обойти друзей мне приказало,Незримое, — но тяга ввысь склонила14 Мой дух любимой посвятить все силы.перевод А. Парина

Сонет 28

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение