Атаман Устя

— Указа такого нтъ, думалъ Засцкій;- да и быть не можетъ; а я самъ, по совту намстника, вздерну атамана на дерево… для молвы. До Москвы и царицы молва добжитъ: «Ерой, молъ, капралъ Засцкій, волжскихъ разбойниковъ разгромилъ, въ полонъ привелъ, а ихъ атамана повсилъ».

И юноша радовался, заране воображая, какъ его встртятъ въ город посл побды на Волг.

Орликъ дорогой также радовался не мене капрала.

— Вся сила въ томъ, чтобы раздлить народъ на дв половины и взять въ розницу! сказалъ онъ юному командиру.

Онъ и общалъ Засцкому разбить своихъ на два отряда. Одинъ оставить въ Яр, а другой повести якобы на ограбленіе большого купецкаго обоза, идущаго по дорог, но остановить на ночевку въ ущельи Козій Гонъ. Тутъ Орликъ брался, захвативъ съ собой вина въ дорогу, угостить не въ мру свой отрядъ, а затмъ уже полупьяная ватага, ночью въ ущельи атакованная командой, такъ перетруситъ, что всхъ можно будетъ вязать, какъ дрова, или хлопать въ одиночку, какъ мухъ.

Но юный и добродушный капралъ, радовавшійся, что Орликъ разобьетъ свою шайку на дв части, будто не догадался, что его собственная команда будетъ въ томъ же положеніи, такъ какъ онъ согласился отдать Петрыню боле дюжины солдатъ для заслона Устинова Яра отъ Камышина, куда, по словамъ Орлика, бросятся бгуны изъ поселка, а за нимъ махнетъ и самъ атаманъ, если его накроютъ въ Козьемъ Гон.

Впрочемъ, если Петрынь поврилъ предательству есаула, котораго зналъ и еще недавно ненавидлъ, то капралъ, всетаки имвшій свои понятія о грубыхъ ухваткахъ и глупости волжской голытьбы и сволочи, могъ, и подавно, вполн довриться удивившему его краснобаю и умниц Соколовскому.

X

Орликъ прискакалъ въ Яръ, едва не загнавъ любимаго коня. Тотчасъ устинцы вс были подняты на ноги, и эсаулъ разъяснилъ всмъ свое колно. Прибыть имъ прежде команды въ Козій Гонъ, разсыпаться по густой чащ, на холмахъ, справа и слва надъ самой дорогой и ждать… Явится команда въ узкое ущелье, и хлопай въ нее каждый изъ ружья въ кучу; что ни пуля — въ тл, а они кидайся, ползай въ чащу хоть по одиночк на выстрлы. Пока иной доищется, гд заслъ молодецъ — въ него можно еще раза два выпалить, а третій зарядъ заколотить и ждать въ своей нор, чтобы прямо лзущему въ упоръ пустить и на мст положить.

— Въ эдакой битв и маленькіе калмычата могутъ отличиться! Это по легче, чмъ на бляну лзть! закончилъ рчь Орликъ.

Восторженные крики раздались на сход. Молодецъ эсаулъ такъ хитро все надумалъ, начиная съ похищенья Петрыня, которое онъ теперь разсказалъ и пояснилъ, затмъ такъ объегорилъ — благо его самого Егоромъ звать — командира и команду и, наконецъ, такъ теперь описалъ ихъ будущую битву, т. е. хлопанье изъ кустовъ въ тсную кучу застигнутыхъ и перепуганныхъ солдатъ, что вс устинцы не только обрадовались, но пришли въ восторгъ.

— Съ эдакимъ эсауломъ Москву-матушку можно взять и разграбить, если бы только не грхъ, да не далеко! воскликнулъ самый степенный и видавшій виды Блоусъ.

— А храбрый генералъ Петрынь съ командой будетъ пустое мсто караулить! крикнулъ Малина, — покуда его не словятъ наши.

Атаманъ Устя при всхъ обнялъ своего эсаула и произнесъ бодро и весело:

— Молодчина ты, Орликъ! Зналъ я, что ты умница-разумница, и надялся на тебя, но все-таки ты меня теперь удивилъ, — и атаманъ прибавилъ: ну, живо, ребята! Козій-то Гонъ не на носу вдь, а къ вечеру надо намъ быть на мстахъ.

Оружіе было тотчасъ же роздано, и каждый молодецъ получилъ такой запасъ зарядовъ, какого никогда не получалъ, — спасибо купцу Душкину, у котораго поживились вволю порохомъ и свинцомъ.

Чрезъ часъ разбойная команда, человкъ въ шестьдесятъ, уже бодро шагала на встрчу команд городской. Устя и Орликъ были верхами впереди, и эсаулъ разсказывалъ атаману все подробно, описалъ и командира изъ недорослей дворянскихъ.

— Его-то мы повсимъ! прибавилъ Орликъ. Намъ все одно бросать Яръ; вдь за ними и другую команду пришлютъ.

— А зачмъ его вшать? спросила Устя.

— Затмъ, чтобы ихъ братъ, устрашенный, впредь не вызывался на разбойниковъ ходить. Это наша выгода.

— Да, врно! Въ Козьемъ Гон и повсимъ! весело сказала Устя.

— И Петрыня съ нимъ, мерзавца! вскрикнулъ эсаулъ. Обоихъ вмст на одинъ сукъ.

— Да, ужь я мшать не буду! Погубилъ я было васъ всхъ изъ-за окаяннаго! досадливо произнесла Устя. Теперь тоже изъ-за него уходи, бросай свой поселокъ и ищи другое мсто.

— Теб твой дворецъ жалко? пошутилъ Орликъ.

— Встимо, — жалко. А зерно Душкина? Вдь его не будешь таскать за собой по степи да по Волг; бросай теперь — а намъ бы хлба на годъ хватило.

— Да, обида! Да что-жь длать, ршилъ Орликъ. — Говорилъ я теб не разъ про поганца Петрыньку; ты не врилъ; ну, вотъ… Еще спасибо, что я колно это надумалъ, да еще спасибо, что дурака-чижика послали на насъ.

— Чижика? разсмялась Устя.

— Да. Ей-Богу, не воинъ, а чижикъ. Бленькій, румяненькій, будто крупичатый. Глазки двичьи, ручки бляночки, голосокъ соловьиный, — барченокъ, какъ есть, выхоленный матушкой съ батюшкой на аладьяхъ да на меду! шутилъ Орликъ.