Атаман Устя

Однако Орликъ дивился поступку атамана. Въ прошлый разъ Устя встревожилась не на шутку, узнавъ отъ Ефремыча объ его ран, и тотчасъ сама прибжала, а теперь онъ позвалъ ее, а она не идетъ.

— Чуденъ мой атаманъ! думалъ Орликъ; то будто сестра родная, а то и ухомъ не ведетъ.

Устя пришла и, увидя, что рука Орлика уже завязана, разсянно отвтила на нсколько вопросовъ Орлика и тоъ часъ собралась опять къ себ.

— Куда же ты, атаманъ? Посиди, побесдуемъ, сказалъ Орликъ.

— Не время, дло бросилъ; какія бесды…

И Устя опять двинулась.

— Когда же казнить-то этихъ поганцевъ?

— Кого?

— Какъ кого? Капрала да Петрыньку!

— Петрыня хоть завтра; чего его мучить въ мыслях объ смерти. Завтра бери и казните.

— А того?..

— Того… что-жъ спшить; пускай его… онъ мн не мшаетъ, подождемъ.

— Да чего-жъ ждать то. Тоже мучить. За одно ужъ завтра и повсимъ на одно дерево. Или ужъ, ради почета его, какъ царева полу офицера — разстрломъ покончимъ, по-военному, а Петрыньку Іуду утопимъ въ рк.

— Нтъ, капрала я не дамъ и еще подержу у себя. Пущай… сказала Устя. — Жаль его: молодъ больно.

— Это, стало быть, въ род купца Душкина… отозвался Орликъ. — Подержишь, чтобы потомъ отпустить. И думать не моги! На это я моего согласія не дамъ, да и молодцы вс забуянятъ. Мало онъ народу у насъ побилъ да попортилъ. Малина общается его самъ казнить — въ отмстку.

— Ладно… вымолвилъ атаманъ досадливо и пошелъ. Но слово это не было согласнымъ, а говорило будто: «Отвяжись, сказано, не дамъ его».

— Чего ладно! крикнулъ Орликъ сердито вслдъ Уст. — Теб я говорю толкомъ — это не Душкинъ. Завтра обоихъ; нечего баловаться.

Устя слышала, но не отвчала и задумчиво пошла къ себ.

Съ утра, почти съ самой битвы, глаза ея приняли странное, безпокойное выраженіе и отчасти будто разсянное… Думы, одна другой чудне, тснились и роились въ голов, несмотря на хлопоты этого дня.

— Охъ, Господи, что за притча? изрдка говорила она тихонько сама себ, проводя рукой по лбу.

Эта перемна произошла въ Уст съ того мгновенья, когда она въ конц битвы настигла капрала и мткимъ ударомъ повалила его коня; а самъ онъ вылетвъ изъ сдла, покатился на землю и потерялъ сознанье отъ удара въ голову.

Устя спрыгнула тоже на землю и готова была выпалить по капралу изъ пистолета въ упоръ, если бы онъ всталъ на ноги… Но онъ лежалъ, раскидавъ руки, лицомъ въ траву и не двигался, какъ мертвый.

— Убитъ, что-ль? думала Устя, но сообразила, что она стрляла пулей… А конь его вскочилъ и хромаетъ.

Устя нагнулась къ упавшему, повернула его на спину… Блдное и красивое лицо, съ полуоткрытыми глазами, сразу поразило ее… Она будто ожидала увидть не такое лицо и не такого капрала. А въ то же время она чуть не ахнула! Она гд-то видла его… Онъ ей знакомъ.

И, изумляясь, она глядла… и глядла на это лицо.

Когда первыя мгновенья прошли, Устя сообразила, что ей вздоръ почудился. Нигд она капрала этого не видала и видть не могла. Но такой молодецъ… такой вотъ, точь-въ-точь, вылитый капралъ, что лежитъ предъ ней теперь въ безпамятьи… мерещился ей…

— Гд? Когда?

— Всегда, всюду, давно. Еще на станиц.

Устя стояла около лежащаго, забывъ, что онъ врагъ, что онъ вотъ очнется и можетъ выпалить по ней изъ пистолета, что у него за поясомъ.

— Что за притча! выговорила Устя и прибавила: глупость какая, баловство.

Въ эту минуту подбжали къ атаману нсколько молодцовъ, видвшихъ, что Устя, нагнавъ и сшибивъ капрала, стоитъ на трав недвижно, вроятно ожидая подмоги.

— Вязать его! очнулся и догадливо крикнулъ атаманъ.

— Крупичатый! вспомнила Устя шутку Орлика и усмхнулась. Капралъ пришелъ въ себя и въ сознаніи вскрикнулъ, рванулся. Но молодцы повалили его на траву, насли и начали крутить руки назадъ.

И вотъ теперь уже съ полдня Засцкій сидлъ у Усти въ горниц, связанный по рукамъ, и блдный, потерянный, ожидающій казни и смерти каждую минуту — онъ молчалъ, и только красивые голубые глаза его, изрдка наполнявшіеся слезами, слдили за атаманомъ.

А Устя хлопотала по горниц, но длала пустое, ненужное, будто прикидывалась, не то предъ нимъ, не то передъ собой. И вмст съ тмъ ей было неловко, она смущалась, будто даже робла, сама не зная чего. «Что-то» застряло и засло въ голов и въ сердц, какъ заноза. Оно и смущаетъ ее, и сердитъ, а не проходитъ…

Изрдка Устя грубо обращалась къ капралу и спрашивала его о чемъ-нибудь, о пустякахъ, спрашивала только для виду. Она будто прикидывалась и въ этомъ, такъ какъ понимала, что грубо говорить съ плннымъ не было нужды и не было у ней охоты. А между тмъ, то и дло, она заставляла себя крикнуть:

— Ну, ты! Какъ звать? Эй, барченокъ! сть хочешь? Ты бы, крупичатый, спать легъ; до завтра теб еще жить надо…

Все это произносила Устя грубымъ голосомъ, морща свои брови и не глядя на капрала, будто эта дрянь и не стоитъ того, чтобы она смотрла.

Вернувшись теперь отъ Орлика домой, Устя вдругъ будто надумалась дорогой или же разсердилась на эсаула и ему на зло стала поступать иначе.