Батийна

— А что же сразу не сказали? Разве я по своему желанию пришла? Помните, я со слезами убегала, вы же меня догнали и связанную приволокли. Старейшины это знают, они и скажут правду. Не обижайте меня, дяденьки. Освободите…

Трое свидетелей вернулись на сход.

Текебай и Алымбай стояли, как бычки с завязанными носами.

Обо всем, как и ожидал Кыдырбай, сказал Мекебай.

— Сначала она испугалась, даже вздрогнула и сказала: «А почему бы его и не желать?» Но потом, когда поняла, в чем дело, расплакалась и сказала: «Нет, не желаю»…

Когда свидетели удалились, Тазабек, недовольный пришлым муллой, бросил на него уничтожающий взгляд. «Если женщину неожиданно освободят, я не посмотрю ни на что и вырву твою душу из поганого тела».

Пока свидетели ходили к Канымбюбю, мулла терзался сомнениями: не сболтнул ли он чего лишнего? Но, услышав, с чем пришел Мекебай, он успокоился за свою душу и вымолвил:

— Шариат принимает лишь первые слова, что произносят уста. А то, что потом говорит сердце, богу безразлично. Раз молодая женщина сама признала, что желает Тилепа, тут все ясно. Поэтому шариат запрещает нам освободить ее от замужества.

Тазабек, Кыдырбай и остальные старейшины поддержали муллу.

— Раз шариат не позволяет, значит, так и должно быть. Пусть и дальше живет с Тилепом.

Сердце Найманбая сжалось от боли, и он с мольбой обратился ко всем:

— Сжальтесь, люди, над беззащитной девочкой! Побойтесь бога! Ведь у нее страшная судьба. Четыре ночи мы провели в пути, очень долог и труден был наш путь к вам. И я глубоко надеялся, что здесь найдутся мудрые люди, которые видели слезы моей племянницы и слышали ее вздохи. Если вы освободите ее от уз замужества, я готов дать за сироту двойной выкуп. Мы будем ездить друг к другу в гости. Прошу вас, освободите племянницу, прошу как сват. Бедняжка с перепугу сперва ничего не поняла. А когда смекнула, она сказала правду: ее привезли сюда насильно, и не желает она теперешнего мужа. Пожалейте несчастную мою племянницу, не губите напрасно. Не пользуйтесь своей властью, о старейшины!

И Тазабек, и Кыдырбай дорожили скотом и за большой выкуп могли бы вернуть Канымбюбю ее дяде. Но опять же подумали о затронутой чести: «Невестка Асантая Айнагуль позорно убежала от мужа; вторая жена бая Серкебая Гульбюбю поехала к родителям и не вернулась к мужу. Разве этого мало?

Теперь молоденькая Канымбюбю отказывается от почтенного мужа. Где такое видано? В пароде их засмеют, обольют позором. Нет! Возможно, Найманбай в своем роду уважаемый человек. Нам-то какое до этого дело? Не дадим ему племянницу. Пусть отправляется домой, с чем приехал».

Все сурово молчали, и Найманбай, видя, что тут толку не будет, сказал:

— Значит, вам не жалко бедняжку. Да покарает вас аллах по законам шариата. Я уезжаю глубоко оскорбленным. Напрасно надеялся на вас, аксакалы…

Когда Найманбай и сопровождавшие его люди тронулись было в обратный путь, Кыдырбай, — все-таки он чувствовал за собой какую-то вину, — признался:

— Найманбай совсем не глупый и хороший человек. Напрасно мы его обидели…

А Тазабек не таился: он был очень доволен, что вышло, как задумал.

— Вольно Найманбаю ум и честь показывать перед своим народом. А в наши семейные дела ему нечего соваться. Сами знаем, как надо жить, — проворчал он.

Поглаживая черную бородку, Найманбай прощался с Канымбюбю:

— О милая и родная племянница Канымбюбю! Нарочно приезжал, чтобы узнать, как ты живешь тут. Все узнал и увидел. На то божья воля, дорогая моя. Терпеть надо. Не плачь и не печалься. В вашем апле мало душевных аксакалов. Но не падай духом. Мы еще увидимся. Прощай, милая племянница!..

Канымбюбю от щемящей боли и тоски застонала:

— Ой, таяке, ой, таяке[84]. И вы меня бросили? Как мне жить теперь?!

Погас долгожданный огонь ее надежды…

Три смерти

Не жалея себя, Батийна работала с утра и до вечера, она молча сносила оскорбления, получала несметное число тумаков, ночью плакала, вздыхала, погружалась в тревожный сон, а утром вставала бодрая, освеженная, словно расцветший за ночь цветок лютика.

Даже такое испытание, как обида, которую Серкебай нанес своей ненаглядной Неженке — Гульбюбю, не смогло запугать Батийну.

А Гульбюбю не вынесла незаслуженного позора. Она не могла больше глядеть в глаза людям, уехала к родителям и больше не вернулась.

Темиркан, благо среди своих соплеменников он был уважаемым старейшиной, сумел освободить дочь из брачного плена с Серкебаем. О создатель! Была бы такая сила влияния у всех отцов! Недостает ее хотя бы охотнику Казаку. Не может он даже один раз в году проведать свою дочь.

А несчастная вдова Сыяда — мать Канымбюбю? Жила поблизости от дочери, а помочь-то ничем не могла. Бедность не давала матери разогнуть спину, тяжелые болезни не позволяли ей подняться с постели. Что ей лишь осталось — сокрушенно вздыхать по единственной дочке и оплакивать ее тяжелую долю: «О бедняжка, в какой час я родила тебя?»

При известии, что Найманбай скоро приедет и освободит сироту, у Сыяды сердце чуть не разорвалось от радости.