— Правду говоришь, сваха. Храбрый джигит только со своим пародом найдет удачу. Человек в одиночку, без народа — лишь блудный нищий.
Кони, отдохнувшие на пригорке, ускорили шаг.
Три года подряд аил Адыке зимовал в местечке Бёлёту. К старости Адыке совсем попал под начало строптивой Салкынай, любую ее прихоть и желание он спешил исполнить. Хмурая, с резким голосом, байбиче самолично решала, где будут летовки и зимовья скота. Полновластная хозяйка, она вольна была принимать любых сватов, родственников, гостей, наделять их ценными подарками, как ей заблагорассудится.
— Ты, бай, помолчи! — обычно говорила она. — Как сказала, так и будет.
Адыке мог про себя сколько угодно не соглашаться с ней и даже для вида пробовал сопротивляться, чтобы не ронять своего мужского достоинства, однако тут же запинался на полуслове и умолкал. Жестокая байбиче, управлявшая не менее жестоким Адыке, умела держать в страхе и повиновении всех родственников. Даже старшие в роду откровенно ее побаивались.
— Что говорить, — вздыхали они, — байбиче ведь не кто-нибудь, а наследница самого батыра Караберка, мать всему аилу, от нее — благоденствие нашего рода.
Молодые женщины должны поклоняться ей, а свояченицы не смеют за ней следить.
Прискакал гонец с вестью, чтобы забирали невесту. Салкынай небрежно поправила полы пятнистой шубы из звериных лапок и распорядилась:
— Жалкий оборванец наконец-то взялся за ум. И правильно. Иначе кому нужна его дочь — паршивая коза?! Я приказываю: без всяких обычаев пошлите за ней ее кривого муженька. Пусть сам ее и привезет. Слышали меня? Исполняйте!
Когда Абдырахман с сопровождающим отправлялся в путь, мачеха и не подумала подготовить встречу невестке по народным обычаям. Не поставили особую юрту для молодых, не вешали кёшёгё — занавес, отделяющий невесту от посторонних глаз; не собирали посуду; не пекли боорсоки, не заготовляли сушеный урюк и изюм, чтобы щедро бросать на дастархан перед гостями и перед невестой, когда ее будут вводить.
— Если сноху привезут, — обронила Салкынай не терпящим возражений голосом, — то ее привезут со своим приданым, со своей юртой. Вы ее установите, и достаточно. А там видно будет.
…Сайра, проводив до полпути свою любимицу, оплакала ее судьбу в последний раз и повернула поводья коня.
Заночевав в пути и преодолев нелегкую горную дорогу весь последующий день, всадники глубокой ночью добрались до стойбища Бёлёту. Издали уже показались сереющие юрты. Тут сопровождающий, обогнав молодых, поспешил с радостной вестью к юрте Адыке:
— Невестка едет, Салкын байбиче! Суюнчи с вас!
Она будто ждала эти слова — так стремителен был ее гневный ответ:
— Что раскричался, безумный? Ишь ты, просишь суюнчи, словно родился мальчик с золотыми кудрями. Неужели ты думаешь, что мы поднесем тебе суюнчи за такую весть… Жди-дожидайся… А эту дочь охотника ссадите пока что в юрте Сатара.
Послышался конский топот, залаяли сторожевые псы, и вскоре все стихло. Никто не оповещал о том, что привезли невесту, никто не получил подарка за радостную весть.
Батийну ввели в юрту Сатара, он со своей старухой только и жил тем, что доил байских коров. В полумрачной юрте еще тлел сухой можжевельник. Навстречу Батийне встала пожилая женщина, с удивлением посмотрела на нее и как бы между прочим сказала:
— О-о, бедняжечка, тебя уже привезли? — и поцеловала ее в лоб холодными губами. — Будь счастлива, светик.
Батийна, уставшая за дальнюю дорогу в тряском седле, перешагнув незнакомый порог, едва держалась на ногах. «Разве меня полагалось привезти в эту юрту? — подумала она. — Неужели это моя свекровь? И юрта бая похожа на эту?»
Батийна тяжело вздохнула. Снаружи донесся тонкий металлический перезвон. Так обычно звучат монеты, подвешенные к косам.
— Сюда направляется Салкынай байбиче, — заторопилась старуха. — Твоя свекровь. Кланяйся, низко кланяйся ей!
В юрту вплыла белолицая, надменная женщина в снежнобелом высоком элечеке, в накинутой на плечи пятнистой шубе.
Батийна, скрестив руки на груди, отвесила низкий поклон. Салкынай едва слышно что-то прошептала, но не прикоснулась ко лбу невестки. Даже не изволив присесть, она окинула ее с ног до головы презрительно-хищным взглядом.
— Разве тебя прислали безо всего? — сказала она. — А где же приданое, где драгоценности?
Батийна стояла, словно ее облили ледяной водой, низко опустив голову. А свекровь продолжала:
— Сколько голов скота, сколько богатых вещей мы передали этому безродному, бесчестному саяку за его дочь! А он, неблагодарный, прислал ее почти нагую. Где богато украшенная шапка, а где серьги? Возмутительно, что ее прислали с открытой грудью и без дырочек в ушах!
Дешевые блестящие серьги, купленные матерью за целого барана, лежали у Батийны в наружном кармане. Пробираясь по зарослям, она где-то зацепилась за колючие ветки шиповника, и глазок от серьги потерялся. Батийна сняла их и спрятала. Когда свекровь напустилась на нее, Батийна быстро достала сережки из кармана:
— Нет, мама, серьги со мной!
— Где они, покажи?