Батийна

— Дорогой Саке, если моей дочери уже нет в живых, то виру — штраф за убийство — требуй сам. Если она жива, заступись за нее и проси, чтобы поменьше издевались.

Предположения Казака оправдались: Акимкан был тем человеком, которому, при желании, ничего не стоило проучить Адыке. Они происходили от одного отца, только матери были разные: Адыке был от младшей жены, Акимкан же — сын байбиче. Хотя они и жили в разных местах и Адыке был уважаем соплеменниками, однако он должен был подчиняться своему старшему брату, но любую распрю между собой они могли решить спокойно по закону: «ворон у ворона глаз не выклюет», братья были готовы помочь друг другу в случае внезапной напасти извне. Но беда в том, что в последнее время (особенно с осени прошлого года) их родственные связи были прерваны разыгравшимися ссорами из-за пастбищ. На той неделе Акимкан совершил налет на табун лошадей Адыке. Теперь Сарала приехал к Акимкану с новой тяжбой. И снова в сторону Адыке подул ветер гнева Акимкана. Ветер этот разжигался красноречием Саралы, который после долгого пути сидел у очага свата и говорил:

— Сват, если вспомнить о твоих предках, то их корень уходит далеко в древность и упирается в Карачи-хана, заботливого из заботливейших повелителей. Твои прадеды были вольными и сильными батырами, из рук которых не выпадали заостренные стрелы и разящие врага пики. Да, великие и мудрые были это люди! Царство им небесное! Но и ты, продолжатель их рода, всемогущ и всесилен. А возьмем твоего брата Адыке. Он не близок по матери, зато одна кровь по отцу. Все равно брат. Однако совсем не такой, как ты. Нарушая обычаи предков, унижая великий прах своего отца, он без калыма взял невесту для сына и, говорят, сам, как баба, затевает с ней тяжбу, унижает и разрешает бить ее. Батийна не рабыня, которую выиграли на скачках. Ола младшая наша сестра, и я люблю ее все равно что свою дочь. Сегодня я не знаю, жива ли она или нет. Я приехал к тебе, сват, к самому близкому человеку, способному помочь мне и поддержать мою честь, защитить от Адыке. Сам я остерегаюсь к нему ехать. У нас говорят: «Чем приветствовать пса, лучше пади в ноги дурному человеку». Ты, мой сват, дальнозоркий и великодушный. Я прошу тебя, пошли гонца, узнай: жива ли Батийна или уже мертва? И еще прошу тебя, мой сват, укроти малость своего строптивого братца Адыке, подтяни ему подпруги…

Сарала — уважаемый человек в своем аиле. С ним советуются о всех делах рода, к нему прислушиваются. О нем говорят: «Будь Сакем знатного происхождения, ему бы управлять большим родом». Жаль, что он живет в небогатом аиле, где мало скота, мало зерна и нет большой поддержки.

Бай внимательно, кажется, выслушал свата, изредка в знак согласия кивал головой. Когда Сарала говорил о богатстве Адыке, Акимкан думал про себя с наслаждением: «Да, только наша кровь может иметь столько скота и богатства», а когда Сарала обзывал брата «скрягой, скандалистом и хвастуном», в нем загоралась искорка протеста. Эти слова задевали его чувство родовой гордости и достоинства, и он, важно восседая на медвежьей шкуре, недовольно крякал и краснел от натуги.

Они сидели в огромной байской юрте, похожей снаружи на громадное белое яйцо, одна только конская сбруя чего стоила. Серебряные вешалки гнулись от дорогих принадлежностей всадника: отделанный серебряными бляхами куюкан — подхвостник, комолдурук — нагрудник. Казалось, эти вещи были сделаны не из кожи животных, а из блестящих пластинок чистого реребра. Золотые и позолоченные удила, уздечки, подпруги с шелковыми бубенчиками — все было мастерски отшлифовано и предназначалось для байских дочерей и молодаек. Драгоценные сбруи украшают их коней, когда семья переезжает на новые места. Эти совершенные изделия вышли из золотых рук лучших мастеров ближнего Андижана, дальнего Кашгара, еще более отдаленного Индостана. Много добра хранил у себя Акимкан. Это была слава отцов и дедов. Акимкан гордился наследством и считал себя вправе управлять им, ни на минуту не допуская мысли, что кто-то может стоять выше его.

Прямая, открытая речь о брате Адыке, об его стяжательстве и тиранстве задела Акимкана за живое. Но он скрыл свои настоящие чувства, подавленный справедливым словом старца. Про себя же зло подумал: «Ах ты негодный Адыке, даже посторонние люди знают, что ты не чтишь добрую память нашего отца, нарушил святые обычаи. Ну, погоди, жадная собака!»

Скрыв внутреннее раздражение, Акимкан самодовольно крякнул:

— Я слышал, что его неблагодарная невестка убежала и он сам гонялся за ней, как мальчишка. Тогда я подумал, что беглянка вполне заслуживает, чтобы вспороть ей живот. Оказывается, это ваша, сват, младшая сестра?

Довольный своей шуткой, он залился утробным смехом.