Батийна

Татына через каждые два года приносила сына, словно сам бог для нее точно рассчитал. Старшему, будь он жив, исполнилось бы нынче тридцать четыре. «Бог щедро дарил мне сыновей и столь же щедро их забирал к себе, — частенько повторяла Татына сочувствовавшим ей соседкам. — Все шесть сыновей так и не пожили на земле и не спели своих песен».

Похоронив одного за другим, мать с отцом согнулись, скрючились, как тугие ветви арчевника. Татына ходила желтее горящей свечи, подолгу отлеживаясь в постели, и сама не понимала, о чем она говорила и с кем, жива ли она или все происходит в каком-то сне? Лишь через год поднялась на ноги. «Богу, видимо, так угодно, — вздыхала она. — Все шесть соколов улетели от меня и остался единственный птенчик. Хотя бы он выжил и окрепли его крылышки».

Отец же Абыла от дум и страданий на четвертый год последовал за сыновьями, так и не изведав радости жизни.

Татына с Абылом на руках хотела прожить оставшуюся жизнь вдовой. Но родственники, как-то собравшись, решили ее судьбу иначе.

— Добрая Татына, — сказали они, — отважный джигит не может жить без народа, живой женщине не жить без мужа. Выходи за вдовца Канжара. Он тоже добрый, незлобивый, мухи не обидит. Он станет тебе вторым нареченным мужем, а Абы-лу настоящим отцом.

Так у Абыла появился отчим. «Обрезки кожи тоже кожа, отчим тоже отец», — говорят киргизы.

Абыл, испытавший в сиротском детстве большую нужду, привык самостоятельно справляться с любой работой и рос крепким и смышленым джигитом. Грамотный мулла за валуха научил Абыла читать Коран. Уже тогда его стали называть муллой, способным читать даже суры Корана. Вскоре он сам учил детей, и его уже величали учителем. Слава о нем, как о грамотном человеке, дошла до киргизских аилов, и его приглашали наперебой. Джигитом Абыл попал в аил, где жила семья Батийны. Девушка потянулась было читать Коран, но отец не пустил Батийну в школу, которую вел Абыл: «Где ты слышала, чтобы среди женщин были ученые муллы?» Судьба улыбнулась, и их тропки скрестились. А свела эти тропки Сайра. Позже, когда Батийну отправили в чужой аил, Сайра не раз корила её я.

«Глупая я женщина! Зачем только я их свела? Обе жизни загубила. Бог мне никогда, наверное, этого не простит! Как-то они проживут свою жизнь?»

Мать Абыла, видя, что сын пожелтел, как свет лучины, не ест и не пьет, устремляет мутные глаза куда-то в верхний купол старой юрты, позвала знахаря. Тот склонился над постелью больного, потрогал пульс и сказал:

— У джигита с сердцем что-то не в порядке. Болезнь у него запущена. Давайте ему больше кипяченой воды, подбеленной молоком.

— Однажды Абыла пришел проведать безбородый шутник и балагур по имени Торпок-телок. Пощупав пульс, он пробормотал и без того напуганной матери:

— Эх, Татына, Татына, проморгали мы с тобой. Болезнь-то у него не простая, а опасная. В него, как я погляжу, вселился чистый бес. Этот бес сбил его с толку и не дает ему учить детей. Ведь он свою школу, кажется, закрыл, не так ли?

Татына, затаив дыхание, смотрела на Торпока немигающими глазами.

— В твоего сына, — продолжал он, — вселился пери[37]. Чтобы он избавил твоего сына от недуга, ты должна найти черного-пречерного, без единой белой шерстинки барана. — Для пущей убедительности шутник Торпок даже глаза закрыл. — Но я опять же думаю, а где твой подслеповатый старик найдет черного барана, а? Не найдет он. Хоть имя-то у него грозное — Канжар[38], но, по-моему, его кинжал куда тупее ножа моей старухи, которым она режет кошмы… Если все-таки вам удастся найти черного барана, пусть мулла прочитает стих из Корана, зарежьте жертвенное животное, а на перекрестке трех дорог бросьте кёчёт[39]. Тогда, возможно, милому полегчает…

Плутоватый шутник, высыпав семь коробов страшных и непонятных слов, кряхтя и охая, всунул ноги в стоптанные калоши и покинул юрту. Абыл открыл глаза, громко вздохнул и попросил воды. Перепуганная мать, про себя шепча молитву, дрожащими руками подала ему миску с водой.

Абыл, утолив жажду, ладонью вытер губы.

— Мама, не ищите напрасно черного барана. Он нам не понадобится.

Татына удивилась.

— Сынок, ты разве все слышал, что говорил знахарь?

— Да, мама. Не бойся, ни божий ангел, ни злой дух меня не коснулся. Я болею безо всякой болезни. Что скрывать от тебя, мама, я скучаю по своей любимой, она далеко-далеко отсюда, в неволе. Мне очень жаль ее…

«О чем он толкует? Не жар ли у него? Не бредит? Или это ангелы заставляют его говорить?»

Сердце матери разрывалось на части. Она про себя стала подряд читать все молитвы, которые знала. «Господи, — шептала она, — спаси моего единственного сыночка, избавь его от всяких бед и напастей, сохрани от болезней».

Наконец нашли черного барана, прирезали его, позвали муллу и Топока. Они прочитали молитвы, написали талисман, погрузили его в воду и дали выпить эту воду Абылу, хотя он отказался бросить на перекрестке трех дорог заклинательный амулет.