Никакие заклинания и нашептывания не излечили Абыла. Зато он сразу поднялся с постели, когда стало известно, что Батийна вторично бежала и добралась, невредимая, до юрты отца. Абыл спешно отправился в аил, где жил охотник Казак, но ему не удалось встретиться с Батийной: помешали родственники Казака. Как раз в это время они горестно обсуждали поступок Батийны, покинувшей юрту Адыке.
— Девушка что тебе верблюдица, — где ее привяжут, там она и должна стоять. Постепенно она привыкает. И ты привыкла бы. Не привыкла бы, так стерпела. Теперь нам стыдно людям в глаза смотреть: все будут корить, дочь охотника-де на выбор ищет себе жениха, — судил один родственник.
— Стыд — куда ни шло… — вторил другой. — Не пришлось бы головой отвечать, если нас завтра же вызовут к бию. Кого судья больше послушает: сына бека, богатого и грозного Адыке, или же бедного Казака, добывающего охотой свой хлеб насущный? Наши судьи не удостоят Казака и косым взглядом. Адыке за каждую крупинку злополучного насвая, что принес усладу нашему деду, затребует по трехлетнему иноходцу. Куда мы денемся тогда?
— А я думаю, — запальчиво вставил третий, — если дело дойдет только до бия, возможно, мы еще и выкрутимся. А вдруг Адыке соберет своих джигитов и разнесет в пух и прах наш аил?
Б этих спорах родственники совсем потеряли голову, то ли им отправить Батийну обратно к ненавистному мужу; то ли ждать и выяснить, сколько им придется за нее платить, то ли готовиться к отражению налета джигитов Адыке.
Абыл так и не дождался встречи с Батийной, — она ни на шаг не отлучалась пз родительской юрты. Он нашел Сайру и сказал:
— Джене, от меня пожмите руку Батийны и передайте мой привет.
Дома Абыл открыл перед матерью гнетущую тайну своей души.
— Нужды нет, что Батийна побывала замужем, я не откажусь от нее. Из-за своей любимой я пролежал в постели всю зиму.
Да, Абыл, хоть калыма не платил за Батийну и ее давно просватали за другого, называл ее своей любимой.
Татына смотрела на сына с надеждой, не перебивала его, опасаясь неосторожным движением вспугнуть Абыла, за жизнь которого она столько перестрадала. Изредка у нее вырывался глубокий вздох, кончиками пальцев она касалась лба, словно спрашивая себя: «Что сказать? Что ему посоветовать?»
— Мама, — продолжал Абыл, — Батийну нельзя оставлять одну. Мы должны ее вызволить. Скажи своему старику, пусть он поговорит с аксакалами, чтоб помогли, кто чем сможет. Мы с Батийной в долгу не останемся. Надо спасать девушку. — Абыл назвал Батийну девушкой сознательно: она для него оставалась самым дорогим и близким человеком. — Нет на свете большего счастья для меня, чем Батийна… А будет счастье, будет сила и богатство…
Татына не замедлила передать своему старику Канжару слова сына.
— Э-э, длинноволосая, но с коротким умом женщина! — помолчав, заговорил он. — Сын твой — опьяненный молодостью ярый бычок. Оба вы не видите дальше своего носа. Не знаете, что к чему. Я хорошо знаю и Казака, хорошо помню и его дочь. Сам он замечательный охотник, способный воробья сбить на лету, но самый бедный человек на свете. А бедный потому, что его прокляли все козлы и козероги. Весь их род, все его деды и прадеды были прокляты дикими зверями… Иначе зачем было отцу Казака, покойному Абдыраману, самому лезть в пасть дива, тоже покойного Сатылгана?.. Правда, Батийна у охотника красива и приглядна. Рукодельница. Царевна. Но хоть и царевна, а счастья у нее нет. Бог ее лишил счастья. Еще в утробе матери ее просватали за щепотку зеленого насвая. Вся жизнь ее пройдет в муках и обидах. От этого ее может избавить лишь богатство и большая власть. Но, увы, ни богатства, ни власти у Казака нет. Теперь она сбежала от нареченного судьбой мужа и прячется у отца. Муж с женой ругайся, а третий не мешайся. В юрту Казака вернулась не его дочь, а сам дьявол с волосами… Ты думаешь, что ее побег так легко обойдется Казаку? Адыке — этот потомок клыкастого льва — немедля пожалуется на охотника судье. А судья подумает, как бы ему больше понравиться баю да побольше у него урвать за услугу. А что он может урвать у Казака? Дырявый халат? И придется из-за какой-то беглянки платить выкуп всему племени. Еще вопрос, не коснется ли это дело самого Саралы?
Старик Канжар на мгновенье умолк, словно наевшийся половы теленок.
— Но пусть твой сын не думает, что я ему чужой. Помогу, чем смогу. Пусть к вечеру зарежет овцу с белой отметиной на макушке. Позовем родственников, посоветуемся. Если все придут к соглашению и если у нас хватит скота, чтоб собрать на выкуп беглянки, то попробуем и посвататься. Но надо помнить, что выкуп оудет изрядный. Нам вчинят иск о возврате калыма как родственникам ушедшей от мужа жены. Еще неизвестно, сколько Адыке запросит за отцову щепотку насвая. Если же у нас, вместе взятых, не хватит мочи оплатить иск, то вы с сыном не обижайтесь на меня, не обессудьте…
Да, Канжар, хорошо знавший обычаи народа, сказал правду. Далеко видит старик. Родственники, приглашенные на сход, с упоением уничтожали вкусное мясо молодого барашка и советовались, как лучше поступить.