Беглец (СИ)

Когда я возвращаюсь со штопором, Грег замечает, что «может представить милый семейный ужин», а я так и представляю, как Джим борется с желанием вырвать все волосы на голове, весь свой платиновый блонд. Может быть, лысого Джима Стейси пожалеет. Хотя вряд ли.

— Интересно, почему из всех людей ты не смогла обаять его маму? — продолжаю подтрунивать я. Наверное, я немного садист. Не в смысле, что её неудобство доставляет мне удовольствие, но никак не могу остановиться первым.

— Фу, как грубо. Я никогда не пыталась кого-то обаять. Не представляю, о чем ты. И вообще, ты портишь мне праздник.

— Я только думал, что чтобы поставить мат королю, нужно разобраться с королевой. В смысле понравиться его маме.

И если «король» всплескивает руками, признавая мою правоту, то эта любительница сходить конем только цокает. Я, с присущей мне грацией слона и слоновьим спокойствием, похоже доиграюсь до того, что останусь без ужина.

— От голода он звереет, — безучастно комментирует Грег. — Извини, Стейс, он целый день сох со скуки. Наконец дорвался до вашей милой болтовни и вот.

— Да чтоб я обижалась на этого болвана.

— Не строй из себя невинность. Послушай, Грег, Стейси непрозрачно намекает, что очаровывать нужно её. Что она вовсе не хромая лошадка, а очень даже фаворитка забега, и матери Джима стоит постараться, чтобы она не взбрыкнула и не сбросила наездника с седла.

— Мне даже интересно, что ответишь ты, Стейс, — повернувшись к ней, говорит Джим, — потому что лично я тащусь от этого разговора. В тебе, Майки, умер поэт.

— Так вот что за запах ты учуял.

Стейси ставит бокал на ковер и хмурится. Видно, что ей этот разговор совсем не нравится. Ей не нравится все, что она не планировала.

— Ну… Я довольно выгодная партия…

— Да чтоб тебя! Причем тут это? — возмущается Джим.

Иногда, в такие моменты, как сейчас, в ней просыпается какая-то робость перед Джеймсом. Может, дело в патриархальном воспитании. Может, забыть о том, что внушали с рождения, не так просто.

— Разумеется, мы не говорим о тебе, но твоя мать… Она ведь это и ищет… хорошую партию.

Речь вовсе не о мезальянсе, которого здесь не может и быть. Отец Джима передаст ему свой титул, а вместе с ним и пэрские привилегии. Стейси, унаследовавшей всё что можно и нельзя, шоколадно и без замужества. Денег навалом у обоих. Матери Джима и правда не от чего грустить. Думаю, речь о самой Стейси — ей трудно управлять, а вот сама она может настроить Джима против чего угодно. Хотя может, всё дело в том, что Стейси не планирует связывать себя, а Джиму жена нужна уже здесь и сейчас.

— Ей, как и всем матерям, кажется, что она знает, что подходит её сыну. Она хочет, чтобы я был счастлив.

— Да, и поэтому нашла для тебя мышь, вместо того, чтобы спросить, чего хочешь ты. Своеобразное представление о счастье.

— Просто ей, в отличие от некоторых, не плевать на своего ребенка.

Эй!

Нога Стейси наконец находит голову Джима.

— Козёл.

— Ух ты, Джим, я и не подозревал, что ты такой ублюдок, — весело удивляюсь я.

— Ну кто так бьёт… — тянет Грег.

— Всё! Всё! Я не хотел приплетать твою мать, извини!

Стейси хмурится; между бровями пролегает складка. Я вдруг думаю о том, что как бы она ни кривлялась, кого бы не дурила и не пыталась изобразить… эта долбаная морщина, лоб, прочерченный слишком глубокими следами, выдают её с потрохами.

— О чём трепаться? И так ясно, что свадьбы не будет, — говорит она, и ладонь, до этого сжатая в кулак, тянется за бокалом.

***

Алоизиус ужинает с нами. Она накрыла в столовой, на пятерых, и он занимает свободное место.

— Четыре вилки, Стейс, — замечает Грег.

— Было только четыре, извини. — Она отдает свою и берет палочки. — Не отбирать же у медведя.

Джим, вместо того, чтобы порезать утку, кромсает ее ножом. Мы смеемся: будь у него мачете, вышло бы куда проворнее.

— Слышал, по тому, как мужчина режет птицу, можно сказать, какой он в постели.

— О, иди ты! — возмущается Джим. — Я не виноват, что нож тупой!

— Ну конечно-конечно!

Стейси утыкается в ладонь. Плечи трясутся; она ржёт.

— Как думаешь, Майки, Грег справится лучше? — гогочет она.

Наша с ней истерика длится минуты три. Мы никак не можем остановиться. Она заливается, откинувшись на спинку стула, я — недалек от того, чтобы сползти под стол и продолжать ржать уже там.

— О, давайте, изверги, смейтесь!

— Если бы за чувство юмора давали срок, вас бы давно вздёрнули, — зло заключает Грег. — В одной петле.

— Я бы посодействовал, — подтверждает Джим.

Стейси вытирает слезы и обмахивается руками.

— Пожалуй, мне гораздо лучше. Ну и ну. — Она отпивает вина. — Вы, мальчики, просто прелесть.

Грег и Джим выглядят такими обиженными, что хочется сказать что-нибудь, только чтобы утешить. Вот только, боюсь, любую мою фразу она вывернет в продолжение шутки. Боюсь, потому что сам бы так сделал.

Ясно, что пятая тарелка вовсе не для медведя.

— Можем мы подождать Тейлор? — спрашиваю я. — Она сказала, что придет.

— Она не придет, — Стейс качает головой.

— Она же сказала.