Беглец (СИ)

Он вскакивает с кровати и, нашарив на полу вещи, одевается так быстро, как только может. Вот оно — тот импульс, что придаёт сил нам обоим. За последние три дня от меня осталось на три третьих меньше, да и от него, наверное, тоже, так что мы оба буквально подгоняем друг друга в добрый путь. Мы же всё делаем вместе.

— Не забудь свои тетради, — добавляю я.

Он так и замирает, наполовину застегнув ширинку, и прожигает меня взглядом, а потом кидается запихивать свои бумаги в сумку.

— И Академию не бросай, — бормочу, мрачно наблюдая за тем, как он носится по спальне. — Разгружать вагоны можно и по ночам.

Он швыряет в меня золотой AmEx и делает всё с таким азартом, что даже жалко, что из зрителей я один. Знает, что меня это взбесит. Швыряю её обратно.

— Мне не нужны твои деньги, ясно?

— Мне они тоже не нужны.

— Купишь себе поебаться, — огрызается он, перекидывая через плечо ремень учебной сумки. Ну вот и всё. Он готов; стоит на месте, смотря на меня удивленно, медля всего секунду, которой хватит, чтобы вскочить и догнать его, когда он рванёт из комнаты. И только я на ногах — он уже мелькает в проеме, оглушительно трахая дверь о косяк. Дергаю ручку — держит, потом отпускает и я успеваю схватить его уже у выхода, обняв за пояс; он возится с замком, поворачивается ко мне и выставляет сжатые в кулаки руки, пытаясь отодвинуться, но впереди я, а сзади — дверь пресекаем эту попытку.

Я в самой непривычной роли из всех, что когда-либо выпадали на мои плечи — в роли просящего, но на самом деле чувствую себя куда хуже, чем если бы пришлось просить, потому что собираюсь требовать. И это так странно — требовать чего-то от взрослого дееспособного человека, которому по какой-то причине захотелось показать характер: другой хотел бы, чтобы я подыграл, но он делает это совершенно искренне, и меня мучает совесть. То, что я сейчас предприму, ему очень не понравится.

Я должен его удержать.

========== Ruined In A Day ==========

ГРЕГ

Майкрофт нависает надо мной, как какой-то комический персонаж с подрисованной маркером ухмылкой. Вжав голову в плечи, тяжело дышу, встречая его холодный взгляд. Надеюсь, по моим глазам понятно, что он собирается сделать глупость.

— Отпусти. Меня. Сейчас же! Майкрофт, твою мать, дай мне уйти, — рычу я, не особо надеясь вырваться из его лап, теряя терпение, и заранее выбиваюсь из сил, ещё до того как по-настоящему начну с ним спорить. — Майкрофт!

Он ничего не говорит, только сверлит злым взглядом сверху вниз, и я отклоняюсь до тех пор, пока не чувствую, что сломаю позвоночник. От молчания бросает в пот. Передо мной незнакомец с бесцветным лицом и тяжелым взглядом, жестокий, безжалостный, властный, доводящий до дрожи одним видом. Хотел бы я соврать, что это не мой Майкрофт. Но это он.

Мы смотрим друг на друга, он дёргает меня за бедра, стискивает их пальцами и отпускает, и, когда я сам готов прижаться к нему, снова привлекает к себе и сильно целует одними губами; и уже я проталкиваю язык ему в глотку, позволяя сжимать мою задницу до синяков.

— Дай мне уйти, — прошу я слабо, уткнувшись ему в плечо. — Я нашел выход. Нужно исправить всё, что я сделал.

— Расплатиться за то, что ты сделал — ты это имеешь в виду? — сухо спрашивает он — даже не зло, а совершенно равнодушно. Хотя было три дня, чтобы понять, что он меня возненавидел, по-настоящему до меня доходит только сейчас. И он не ждёт ответа. — Ты ничего не исправишь, только наделаешь новых глупостей вдобавок ко старым. Что бы ты ни сделал. Я предлагаю оставить хотя бы то, что есть.

— Вот это? — спрашиваю, обводя взглядом воображаемую ситуацию. — Вот это? Ты всегда давал понять, что я свободен уйти, когда захочу — так держи свое слово.

— Один раз.

— Что?

— Ты можешь уйти только один раз. Уйдёшь сейчас, — его ожесточённое лицо служит лучшим подтверждением словам, — и уже не сможешь вернуться.

Сказав это, Майкрофт отодвигается от меня, оставляя между нами холодный воздух и снова став тем чужаком, каким был в последние дни. Его взгляд придает решимости и в то же время не даёт сдвинуться с места. Почему, когда ответ так нужен, он не приходит? Почему я не знаю, что делать, я же, чёрт возьми, знаю!

Майкрофт действительно может быть очень жестоким, и жестокость эта проявляется в том, что он никогда не меняет своих решений. Ты можешь сколько угодно скакать перед ним на задних лапах, но ничего не случится, только если он сам этого не захочет. Он не знает морали, не поступает согласно навязанным убеждениям, а только следует своим. А своих убеждений у него никогда не было. Куда подует ветер — туда потечет вода, а ветры на этом острове дуют куда им вздумается. В Шотландии и в Северном море есть такие места, пустынные пространства, где время и ветер разрушают камни, не давая им и вовсе подобраться основанием. Там ты не укроешься от воздуха и воды, куда бы ни пошел — всюду достанут обломки острых волн, да жгучие цепкие брызги. Там всё равно, кто ты — моряк, король, святой — ветер всех пригибает к земле. Мое время с Майкрофтом было ссылкой на эти земли. Я думал, что мой дом — здесь, но я ошибался.