Беглец (СИ)

Оттого ли, что хочу оставить свой запретный плод манящим, каждый раз волнуясь о его вкусе и сроке годности, оттого ли, что не хочу лишний раз его волновать или опошлять воспоминания о себе, то ли оттого, что просто не надеюсь, что эти элементарные законы бытия сработают на нас с ним, но я хочу, точно хочу, чтобы всё осталось как есть. С этим я справлюсь, я с чем угодно справлюсь, и чёрт возьми, это же часть меня.

— Ой, да пожалуйста! Как знаешь, — отвечает она, вгрызаясь в иссохший блин, что ещё недавно был йоркширским пудингом из МнС. — Фрэнки-Фрэнки. Интересный был мальчик, да жаль только, что весь вышел. Эх, Майкрофт, сердца у тебя нет.

Резюмирует она жестоко, но как всегда не погрешив против правды.

========== Remote Control ==========

Официантка тут очень милая, улыбка у неё хоть и не искренняя, но загляденье, и прелестный акцент джорди; мне хочется думать, что она могла бы запасть на меня, с этими своими чёрными кудряшками и вздёрнутым носиком, будь я настойчивей; ей нравится думать, что я из другого мира, нравятся мои дорогие часы и открытое гладкое лицо, по тому, как она поднимает голову на звук колокольчика и как, смущаясь, спешит подать меню, я понимаю, что я, непохожий на обычно обедающих здесь бюргеров из ближайших контор, тоже ей приятен.

Она склоняется к моему левому плечу, держа раскрытую книгу меню, и мне видна ложбинка в вырезе её блузки.

— Спасибо…

— Шерил. Меня зовут Шерил. Не берите блюдо дня, — лукаво добавляет она, сверкнув глазами. И правда, я не замечал этот глупый бейджик «привет, я Шери» у неё на груди.

— Не буду. Двойной эспрессо сразу и сделайте как обычно.

— Сэр… побольше мяса, поменьше овощей?..

Она даже не пытается скрывать насмешку, и на секунду я даже печалюсь, вспоминая, когда в последний раз флиртовал. Приятно, когда кто-то так радует глаз. Надо оставить на чай, чтобы смогла побаловать себя.

Её улыбка гаснет, когда к столику, задевая углы, проталкивается — и я глазам своим не верю, Грег. Подлетает ко мне, как тасманский дьявол, весь из плоти и крови, потрясающе реальный. Я успел его забыть, уверен я, но уверенность тает с тем как он шепчет:

— Детка, — потирая замерзшие руки, наклоняется, берёт меня за щеки, смачно целует и вальяжно валится на сидение напротив. Мне то же самое, — распоряжается, вскинув голову с отросшими патлами и нагло скалит белозубую улыбку распоясавшегося сопляка. — Пожалуйста.

То есть, его не было здесь две минуты назад, а до этого день, неделю, месяц, но я всё ещё могу протянуть руку и потрогать его. Могу говорить с ним. Даже всё что угодно могу. И ничего не понимаю — в чём тогда смысл, если он всё равно здесь и я всё равно могу? В чём был смысл расставаться, если мы не разъехались по разным континентам, чтобы никогда друг друга не видеть; в чём смысл его теперешней жизни и моей тоже, если можно протянуть руку через время, если я могу? Если мы остались там, где он хотел, чтобы мы были?

— Аа… овощей ему побольше, — заторможено говорю я, пытаясь оправится от фрустрации. Он, как ни в чем не бывало, смотрит на обалдевшую девушку и вскидывает брови в немом вопросе — она, кивнув, отходит от стола.

Мне хочется окликнуть её, чтобы объяснить, мол, такое бывает с этим малым, но объяснения нужны мне самому.

— Что ты здесь делаешь? — ошалело спрашиваю я, его поцелуй всё ещё холодит губы. О, Господи, как мне этого не хватало, думаю я в то же время. Там, где он касался моего лица, под кожей колют иголки.

— Солнышко! Я так соскучился, — возбуждённо скалится он, — разве не могу я повидать своего мальчика?

Только что в моей голове отмер последний нерв. Его искромётный юмор как слепящий фарами катафалк по встречке — нечего терять.

— Эээ… Конечно, можешь, — соглашаюсь я, найдя его довод рациональным. — Хотя вообще-то нет, не можешь, — окончательно придя в себя, хмурюсь, — мы порвали.

Мгновение, в которое между нами происходит немой диалог.

Он подаётся вперед, приближает лицо к моему и долго не мигая смотрит в глаза:

— Плевать, — и в качестве аргумента прибавляет свою коронную ошалелую улыбку.

Я в ответ изображаю гнусную ухмылочку, несколько секунд молчаливой дуэли заканчиваются тем, что он откидывается на спинку и всплескивает руками.

— Ты мне снился. Сегодня. И вчера. И два дня назад, — говорит он, наконец подрастеряв спесь. Замолкает, когда приносят кофе. — Спасибо. Так вот…

Мысль, похоже, от него ушла, и я помогаю:

— Ты видел сон, как мы трахаемся, дальше что?

— Не совсем, — огрызается он почти беззлобно. — Дальше, дальше, ничего дальше, — звякнув ложкой о край чашки, нарочито наигранно разводит руками, — дальше я здесь.

Я спокойно наблюдаю за тем, как он морщится, отпив, и с отвращением заглядывает в чашку. Всё так удивительно привычно, что я решаю воздержаться от комментариев хотя бы до конца обеда.

Мы едим молча и с аппетитом. Я уже прилично припозднился, но как обычно не придаю этому значения.