Беседы о литературе: Запад

Раб поражен. В доме горе, только что умерла царица, а Геракл смеется, балагурит и призывает нас есть, пить и веселиться. Геракл излагает здесь, в трагедии Еврипида, как раз ту самую теорию, которую потом сформулирует в своем блестящем афоризме апостол Павел: «Будем есть и пить, ибо завтра умрем»[174], – теорию гедонизма. Раб сообщает Гераклу, в чем дело, и этот великий герой мифологической древности сразу преображается. Он решает, что должен помочь Адмету. Геракл отправляется в Царство мертвых, вступает в бой с богом смерти и вырывает из его лап Алкесту. Но, вероятно, под влиянием выпитого вина Геракл решает не просто возвратить жену ее несчастному мужу, нет. Он хочет подшутить над Адметом. Алкеста в белом покрывале появляется на орхестре. Геракл сообщает Адмету, что привел ему новую жену, с которой тот утешится после смерти старой. Адмет не соглашается на это, но с Гераклом спорить очень трудно. Помните, что сильнее Геракла на белом свете никого не было. Адмет вынужден подойти к этой женщине – и тут он обнаруживает, что перед ним его жена, Алкеста, живая и невредимая.

Еврипид, великий поэт, трагичнейший из всех живших на земле драматургов, человек тонкий и по-своему богобоязненный, тот самый, из стихов которого византийский средневековый поэт составит потом трагедию о смерти Христовой и о страданиях Иисуса, – Еврипид рассказывает в этой трагедии о воскресении мертвых как о мечте человечества. И, как всякий настоящий поэт, оказывается здесь немного пророком. За пять веков до смерти Иисуса на Голгофе, за пять веков до утра святой Пасхи Еврипид возвещает человечеству в виде притчи весть о Воскресении.

Если мы с вами зайдем через Боровицкие ворота в Кремль и войдем под своды Благовещенского собора, то на стенах его мы увидим фигуры не только пророков Ветхого Завета: Исайи, Иеремии и Иезекииля, – но и античных поэтов и философов. Правда, среди них нет Еврипида. Но там вы найдете и Вергилия, и Платона, и Плутарха. И это, наверное, не случайно. Наши предки всё-таки догадывались, что древние греческие мудрецы благодаря тому искусству, которому были причастны, чувствовали что-то такое, что было открыто их современникам – пророкам Ветхого Завета.

Напоминаю, заканчивая нашу беседу, что ветхозаветные пророки были как раз современниками тех поэтов, о которых сегодня шла речь: Эсхила, Софокла и Еврипида. Мы с вами размышляли сегодня о греческой трагедии. Я попытался, насколько позволило время, нарисовать портреты трех поэтов и обозначить основные темы, которые были ими затронуты. Я говорил с вами и о том воздействии, которое поэты эти оказали на своих младших современников, прежде всего на Платона и Аристотеля, и о том, как оценила греческую трагедию святоотеческая мысль и что из нее взяла практика церковной жизни.

Вы говорили о тексте средневекового византийского поэта, который на основе семнадцати трагедий Еврипида составил восемнадцатую, о Христе. Скажите, пожалуйста, переведен ли этот текст на русский язык и опубликован ли?

Частями «Христа-страстотерпца», составленного из текстов Еврипида, переводила на русский язык Мария Евгеньевна Грабарь-Пассек, замечательный наш филолог. Я горжусь, что могу считать себя немного ее учеником. Но полностью, по-моему, этот текст так и не был издан.

Отец Георгий! Всё время бы Вы занимались эллинским искусством и не занимались бы гнусной политикой…

Ну, как Вам сказать… Политика, конечно, всегда печальна, и заниматься политикой всегда неприятно. Но хочется ведь, чтобы катарсис происходил и в нашей с Вами жизни. Эсхил, старший из трех трагиков, был удивительно политизированным человеком. Он жил в ту эпоху, когда греческая демократия переживала период становления. Он жил в ту эпоху, когда политикой нельзя было не заниматься. И хотя он был великим поэтом, но зачастую участвовал в политических баталиях. Быть может, и мы иногда вынуждены касаться политики. Хотя согласен с Вами: делать это, как правило, не хочется.

Диалоги Платона 19 февраля 1998 года [175]