Другое дело, что Эразм, который был современником Реформации, не примкнул к этому движению. Он остался сам по себе. Не примкнул к Реформации он по одной простой причине, о которой, в общем, он говорит здесь. Он говорит о том, что «Церковь есть не что иное, как исповедание единого Бога, единого Евангелия, единой веры, единой надежды, сопричастность тому же Духу, тем же таинствам, коротко говоря, некая общность всех благ между всеми благочестивыми от начала мира до его конца, в точности подобное союзу меж членами одного тела». Вот не мог разорвать Эразм с этим «союзом меж членами одного тела», не мог разорвать Эразм этой сопричастности одному и тому же Духу, одним и тем же таинствам. Не мог он покинуть ту общность всех благочестивых от начала мира, к которой был приобщен через таинство святого Крещения. Он постоянно говорит о том, что Крещение вводит нас в Церковь, и мы становимся членами этого апостольского общества, этого апостольского собрания. Слишком дорога была для него Церковь святых, собравшихся за века вокруг Иисуса, чтобы хоть как-то рвать с нею.
Да, Эразм мог дистанцироваться от той борьбы, которая шла между христианами в его время. Именно это он и сделал. Он нигде не служил, нигде не проповедовал. Он писал книги и публиковал эти книги. Он издавал Священное Писание и комментарии к нему. А книгами, которые он готовил, могли пользоваться и те, и другие, и третьи: и католики, и протестанты, и православные даже, потому что на православный мир Эразм оказал очень большое влияние. Эразм, формально остававшийся католиком, на самом деле стал христианином вне какой бы то ни было конфессии. Оставаясь в лоне той Церкви, к которой он принадлежал по рождению, Эразм работал для всех: и для католиков, и для протестантов, и для православных, и для каждого своего читателя, и для людей, не относящихся ни к какой конфессии, потерявших Бога, ушедших от Христа. Работал, создавая свои книги, через чтение которых люди сами потом находили свой путь к Богу. Итак, Эразм уничижил себя, выбрал не карьеру – церковную или другую, – он выбрал труд ради людей, чтобы благодаря его книгам люди открывали для себя Христа. И в этом смысле, мне кажется, человек этот заслуживает всякого уважения, всякого почтения, и забывать имя его и труды его абсолютно недопустимо.
Эразм имеет в виду то, что в его время был распространен антисемитизм. Антисемитизм, который в Европе привел к тому, что евреи жили в гетто, в закрытых районах городов. В Германии и других странах Европы антисемитизм привел к тому, что евреи были изгнаны из Испании Изабеллой Католической, и те, кто не успел бежать, были уничтожены. Так вот, он говорит: если ненависть к евреям расценивать как причастность к нашей вере – какие мы все прекрасные христиане! С очень большой болью говорит об этом Эразм. И надо сказать, это его изречение справедливо и для сегодняшнего дня, потому что очень часто то, что называется грубым антисемитизмом, считается сегодня проявлением какой-то особой веры. Одна коричневая пресса чего стоит – там на каждой странице издатели и авторы этих газет клянутся в своем православии и одновременно демонстрируют свой антисемитизм. Вот о чем говорил Эразм. И опять, и в этом своем изречении, он оказывается удивительно созвучным нашей эпохе. Вот почему мне кажется, что из XVI века этот великий человек беседует с нами, как будто он наш современник. Мало таких людей, которые остаются современниками по прошествии чуть ли не половины тысячелетия после своей смерти, а еще меньше людей, которые вдруг неожиданно
Гамлет и Дон Кихот 29 января 1998 года
Прошло почти четыреста лет с тех пор, как в языке, общем для всех народов мира, в языке культуры появилось два новых имени: Дон Кихот и Гамлет. Почти одновременно была написана трагедия Шекспира и появился первый том книги Сервантеса. Оба героя – правдоискатели, обоим безумно больно жить в этом мире. Не трудно, а именно больно. Оба хотят видеть в людях лучшее, а открывают что-то отталкивающее. Оба они, и Гамлет и Дон Кихот, воспитаны на средневековом христианском идеале. Но они с ужасом обращают внимание на то, что в жизни этот идеал не воплощается. Оба ждут от людей честности, а видят в них лицемерие, ханжество, коварство, злобу. Ждут от людей верности и доброты – и не находят.