Беседы о литературе: Запад

Я надеюсь, что сумел показать, что именно к XX веку человечество выходит из того кризиса, который переживало оно на рубеже Нового времени и все три как минимум последние века. Мать Мария (Скобцова) – одна из вестниц того выхода из кризиса, того открытия, подлинного открытия Божьего присутствия в мире, которое совершается, в общем-то, у нас с вами на глазах.

В пьесах Шекспира нет ни одного упоминания об Иисусе Христе. И я хочу Вам сказать, что после работ Данилевского, Леонтьева, Тойнби говорить о единстве культуры – просто провинциально.

Спасибо Вам. Я знаю, что Вы гораздо образованнее и шире мыслите, чем я. Так что, впредь, наверное, просто в начале передачи будем включать телефон, Вы будете звонить и вести с нами свои беседы. Что же касается единства культуры, то я всё-таки абсолютно убежден, что так же, как человечество едино, абсолютно едино и в Адаме и во Христе, так же и культура едина. Мы ни в коем случае не должны дробить человечество на какие-то маленькие анклавы, закрытые группы, в которых мы живем каждый своей культурой. Это дорога, которая ведет в тупик. Только на путях единения наших усилий, только на путях единения наших возможностей нам открывается будущее.

Когда мы смотрим спектакль «Гамлет», то всегда хочется преисполниться сочувствием к мучающемуся принцу. Вам нравился какой-нибудь Гамлет в театральном исполнении?

Мне очень трудно ответить на этот вопрос, потому что я читал трагедию о принце Гамлете, наверное, раз тридцать, читал ее в переводе К.Р. (Константина Константиновича Романова), в переводе Бориса Пастернака, Кронеберга, Михаила Лозинского, во многих других еще переводах, читал ее по-английски, и не один раз. Но – стыдно сознаться – я никогда не видел ее в театре. Поэтому на Ваш вопрос прямо я ответить не могу. Что же касается тех гамлетовских мучений, которые мы видим в шекспировском тексте, то эти мучения связаны с тем, что Гамлет видит, что Небо пусто. Мы с вами можем с ним не соглашаться. Я пытаюсь показать вам, почему он сделал такое открытие, чтó привело его к такому выводу, и говорю, что это ложное, не евангельское по сути представление о Боге – то философское представление о Боге, которое как-то вошло в христианство, хотя не является христианским по сути своей. Но мы видим, как ему трудно, мы видим, как он от этого мучается. И мы видим и другое: что с гамлетовских мучений, в общем-то, начались мучения европейской культуры, которые были подхвачены культурой русской. И весь русский XIX век промучился над гамлетовскими вопросами, пока наконец в такое тяжелое время, каким явился для всего человечества XX век, люди не начали один за другим в разных странах, в разных конфессиях, при разных абсолютно условиях жизни открывать присутствие Божие в мире, Его всеопаляющее присутствие, дающее нам силы, даже когда мы находимся в отчаянных обстоятельствах, как о том говорил апостол: «Мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся»[207].

Хочу сказать несколько слов в защиту Гамлета. Он сумел подняться над собой и над своим временем. Он мучился-то за истину. Поэтому он и стал героем.

Конечно же, Гамлет борется за истину. Конечно же, Гамлету трудно именно потому, что он видит, что мир совсем не так хорош, как бы ему хотелось, что мир не таков, как его учили из книг, как он об этом знал с детства. Он видит ужас мира и пытается ему противостоять, пытается найти выход. Но выхода-то не находит, поэтому Гамлета нечего защищать. Гамлет – это очень яркая и замечательная фигура, но от этого ему и тем, в ком Гамлет еще не совсем умер, не становится легче. Кроме того, одна из главных проблем Гамлета – в его огромной психологической незащищенности. Гамлет не вооружен, но он еще не открыл того, что такое невооруженная смелость. Та, которой нас учит Иисус.