Молчит. Трясёт своим хвостиком загогульным. Во дворе кроме нас никого. Ни человеков, ни скотов. Он и я. В глаза друг другу смотрим. И тут до меня доходит, что это я своей будущей еде в глаза смотрю. Забьют сейчас его, родненького, в пять минут, и стой потом у мангала, грызи косточку рёберную. А глаза эти как забыть? Приветливость его и воспитанность. А ну, как по ночам являться начнёт, вон какая морда умная?
А кабанчик симпатичный такой, из ландрасов, туловище длинное, уши по полу. И не дурак, сразу видно. Смышлёный парень. С душой. Обречённо похрюкивает у моих ног, готовится к лютой смерти.
Я, как тот Иван-царевич, которому все скоты обещали пригодиться, заметалась по двору. Сказать гостеприимным хозяевам, что, ну его, шашлык этот, оставьте животному жизнь? Решат, что я совсем с глузду съехала и в вегетарианцы-сыроеды подалась. Обагрить руки кровью беззащитной свиньи? Не... Не могу. Жалко хрюкалку эту.
Пошла, открыла калиточку и выпнула ландраса этого ушастого со двора. Сама в бане затаилась. Дровишек для жару подкидываю.
Хозяева, ясное дело, хватились, погоню устроили. Догнали через наделю. Сожрали, знамо дело, но уже без меня. Отомстили.
Мне же в тот вечер навешали по-родственному тумаков и обозвали всяко.
Хорошо посидели, ничего сказать не могу.
Карпы
У моей знакомой во времена оны был громадный бизнес и всё, что к нему прилагается: дома, газеты, пароходы и личный пруд во дворе. Да не такой, чтобы метр на два, а большущий такой прудище, в который муж, любитель рыбалки, запустил мальков карпа, чтобы тихими летними вечерами посиживать с удочкой и рюмочкой, не выходя со двора. Удобно. Прогрессивно. Красиво, в конце концов.
Потом, значит, «налетели ветры злые, да с восточной стороны». Бизнес то взмывал лебедем в финансовое поднебесье, то катился комом с горы, всё, как и положено, не до пруда и карпов было. Потом муж тяжело болел, подавно не до рыбалки всем. А потом и скончался. Про карпов окончательно все забыли, кому они нужны, рыбы безмолвные, когда такие дела...
Шли годы, двадцать лет уж усадьбе и пруду стукнуло, все про карпов этих и забыли. И вполне обоснованно думали, что давным-давно все они издохли или сожрали друг друга с голодухи. Сбросили со счётов, короче.
И однажды тёплой летней ночью вдова наша, залюбовавшись лунной дорожкой на своём пруду, задала себе закономерный вопрос: «А почему это я не купаюсь в своём, таком вот личном и прекрасном водоеме? Что мне мешает?!» И, скинув исподнее до последней ниточки, решительная моя подруга устремилась к пруду, аккуратно спустилась с мостков в чернильно-зелёные воды и начала бороздить лунную дорожку вдоль и поперёк.
Ночь была тепла, вода в меру прохладна, небо сияло звёздными россыпями, ивы клонились, ракиты колосились, вокруг сплошное благорастворение воздухов. Вдова наша легла на спину, слегка пошевеливая руками и ногами для устойчивости, и приготовилась любоваться ландшафтами и небесными высями. Ночь нежна и прочее...
Вся эта нега закончилась ровно в тот момент, когда к нежному, не прикрытому ничем филею вдовы присосалось что-то хладное и страшное, похожее на огромный вантуз, и ощутимо поволокло ко дну.
Наплевав на все законы притяжения и вообще на физику в целом, дико взвывая и высоко подкидывая ноги, никем не пуганная до этого нимфа побежала по водам, как заправский Копперфильд в лучшие свои годы. По лунной дорожке со страшным чавканьем и хлюпаньем за вдовой гнался неведомый житель пруда с огромным ртом. Не догнал, к счастью.
А всего-то и надо было читать Экзюпери и быть в ответе за тех, кого приручили, я считаю. А то назаводят себе рыб, не кормят их годами и хотят спокойно в прудиках нежиться. Не дело это. Карп — рыба серьёзная.
Май вэй
Живёшь. Идёшь, пусть и ухабистой, но относительно предсказуемой дорогой. Тут из-за поворота — хлоп! Грабельное поле. Густое такое, непролазное. А на линии горизонта, в самой пуще грабельной огонёк болотный мерцает.
А ты уже этих грабель видела-перевидела, вся башка в шрамах, глаза одного нет, второй еле видит. Зубы по третьему разу вставлены. Губа через край зашита. Прищуриваешься оставшимся глазом, через щербину в двойке сплёвываешь и такая: «Да я, буквально, только посмотрю, что там блестит...»
Через полгода, в изодранном платье, без правого чулка, без половины волос, с чудом уцелевшим глазом в руке выползаешь к дороге. Трясёшь золотушными ушами и у проезжих румын спрашиваешь: «Касатики, а какой нонче год?»
Сорокет с лишком-с, вообще-то, на дворе. А румыны всё те же...
Встреча выпускников. Игоревна...
Приятельница моя, светлейшая женщина сорока пяти годов, поддалась на уговоры однокурсников и поехала на встречу выпускников. Не заморачиваясь дорогими «рэсторациями», народ решил оттянуться на вечеринке «Дискотека 90-х». Потрясти гам животами и оставшимися волосами. При одном условии — все будут в нарядах той незабвенной эпохи. Лосины, бананы, кофты «мальвина».