Без зла

Знакомые знакомых обратились с просьбой прочитать какую-нибудь лекцию «по искусству» для очень уважаемых людей. У них там субботний мужской клуб, и в клубе этом они всячески наполняются прекрасным, восполняют пробелы, так сказать. «Да хоть по физике низких температур, хоть по ландшафтному дизайну, делов-то... Пусть звонят».

Через пару дней и, правда, позвонили. Человек с каким-то абсолютно запредельным дефектом речи, спотыкаясь на всех шипящих, свистящих, картавящий и заикающийся одновременно, что-то мне долго объяснял.

Минут через сорок бесконечных переспрашиваний до меня дошло, что звонит мне представитель «уважаемых» людей.

Ко второму часу нашего марсианского общения выяснили, что уважаемые люди страсть как хотят ознакомиться с творчеством русских художников XVIII-XIX веков. И тут я их уже сама зауважала, и без того уважаемых. Тянутся люди к прекрасному, не курсом единым, как говорится, живы, слава Богу.

Когда я поинтересовалась, а не слишком ли большой пласт они хотят охватить за три часа, ответом мне было: «Не, в самый раз, вы кратенько и по существу». Народ деловой, понятно. Рассусоливать некогда. Да и незачем. Кратенько. От парсуны до передвижников. Отлично. Не такие шали рвали.

Далее в течение ещё одного часа мне рассказывали о крутости моих будущих слушателей и попросили паспортные данные «для проверочки», для порядку. В свежих базах данных полиции моя фамилия не засвечена, и данные я, естественно, предоставила с лёгким сердцем.

Тихим майским вечером, после всенощной, забрали меня от храма и повезли в те места, где сантиметр земли стоит как чаша Грааля (если её найдут, конечно).

Я, честно признаться, всегда готова ко всему. Плавали — знаем. Здесь я приготовилась к мажордому, французским гувернёрам и подсвечникам в стиле рококо. Даже маникюр из алого перевела в чахоточно-розовую гамму и купила колготы цвета луковой шелухи. Подошла к делу обстоятельно.

Шаблоны начали рваться буквально с порога. Вместо ожидаемого мажордома у порога нас с водителем встретил густой запах жареного картофана. Как будто на одной огромной сковороде, специально доставленной из Виларибо, жарили три мешка картошки на ведре сливочного масла, а на второй огромной сковороде, из Вилабаджо, — мешок отборнейшего злющего лука. А где-то совсем рядом, в тени шкварчащих сковородок, притаилась кадушка с малосольными огурцами и благоухала, пришёптывая: «По маленькой! За здоровье! На посошо-о-ок».

Ну а после того, как мне предложили поменять туфли на клетчатые мужские тапки размером с хорошую банкетную селёдочницу, я поняла, что ждут меня люди простые и, возможно, не лишённые приятности. И я не ошиблась.

В дорогой-богатой (в понимании румынских цыганских баронов) гостиной, на кушетках, диванчиках и пуфах а-ля Людовик XVI (здравствуй, рококо, я ждала встречи с тобой, пастельный маникюр оправдался!) меня поджидали шестнадцать пре-красных рыцарей. Сказочно пьяных. В дугу, в дрова, до изумления, до белых лебедей! Рыцари были после бани, без доспехов, и возлежали в различной степени приличности позах на рококошной мебели с едва прикрытыми полотенцами и шортами чреслами.

С абсолютно нескрываемым восхищением я любовалась этим симпозиумом, вдыхая картофельно-перегарное амбре, разглядывая панов и фавнов различной степени волосатости. Они были великолепны. Самый прекрасный из них торжественно возлежал посреди роскошной залы на невесть откуда затесавшейся икеевской груше-кресле из китайского неэкологичного поролона и художественно храпел. Музыкально. В одной тональности, без пошлых модуляций. Чётко держа ритм. По-равелевски. Болеро в чистом виде. Подумав с полсекунды, я решила для себя, что в этом случае деньги не пахнут и нужно уже закрыть удивлённый рот и открыть его для других целей.

Для лектора, надо сказать, условия были созданы прекрасные. Кресло с львиными ногами, стол, экран, проектор и лазерная указка в наличии. Практически филиал Кембриджа. Работай не хочу. Сей и жни всё, что попадётся под руку. И доброе, и вечное.

Ещё раз окинув взором поле интеллектуальной битвы, я окончательно убедилась в том, что моим благодарным слушателям сейчас не до парсун и парадных портретов. Лессировка, кракелюр и муштабель — это немного не то, что можно противопоставить бане и жареной бульбе.

Да! Я почитывала «Жизнь» и «Караван историй», кто не читал — бросьте в меня камень. И этот бесценный, не побоюсь этого словосочетания, интеллектуальный багаж, ох, как пригодился мне в тот дивный вечер. Уроки пророчеств от Контрабасихи тоже сгодились, всё полетело в окрошку.

Расшевелила я рыцарей. Вместо трёх, мы шесть, пролетевших как один миг, часов, рыдали над судьбами крепостных художников, хохотали над проделками Акинфия Демидова, увековеченного Левицким, тряслись от страха, разглядывая портрет Лопухиной, после смерти которой безутешный папенька её, известный мистик, якобы загнал в портрет душу юной красавицы и лик её умерщвлял всех московских девиц на выданье, хоть раз его увидевших. О глазах Александра Сергеевича на портрете Кипренского...