Без зла

Утешать меня уже было не нужно и мой рукастый спаситель, попрощавшись, собрался уходить, справившись напоследок, в порядке ли я? Я утвердительно потрясла телом, и он ушёл. Ушёл совсем и навсегда. Трясущимися руками я достала из сумочки зеркало. Зачем? Затем, чтобы окончательно добить себя в этот день. В зеркале одновременно отражались Муми-мама, папа и весь этот муми-троллевский выводок. Глаз, мало того, что не было, так они ещё были плотно окутаны таинственными тенями от размазанной туши. Про нос умолчу, всем и так понятно, что он был раза в два больше головы и висел печальным баклажаном куда-то вбок. Я ещё немного грустно поржала и поикала. И в ту самую минуту поняла, что жизнь моя, как женщины, закончилась. И теперь я только мать. Кому нужна вот эта баклажаноносая тётка, безжалостно глядящая на меня из зеркала? А ведь ещё под этим носом в связи с подкатившей старостью вырастут усы. И даже борода. И всё вырастет... Кроме ног и зубов, естественно. Пожалела я себя ещё с полчасика и угомонилась.

Нос втянулся, глаза вытаращились и бытие наладилось. От отрока своего я не отходила более ни на минуту, мы пережили ещё пару сирен и к вечеру поехали обратно. Друзья мои уже разбивали звонками телефон и требовали нас на шашлыки.

Личная жизнь моего дитяти била ключом, Хелен с бабушкой и мамой безостановочно приглашали нас во все киндеровские злачные места, и мы с удовольствием шлялись с ними по всему Тель-Авиву.

Все прекрасно знают, что в израильском климате самое главное — всегда носить с собой воду. Летом, когда плюс тысяча градусов, нужно свято соблюдать правило: хочешь не хочешь — пей. Обезвоживание наступает достаточно быстро. Я это прекрасно знаю и вода у меня, конечно же, всегда с собой. Но кто бы её пил. Я обожаю жару. Мне очень комфортно при плюс пятидесяти в тени. Я могу спокойно ходить без панамок-бандан, и меня не хватит солнечный удар. На этом я и погорела. Сына поила по всем правилам, про себя забывала.

Поплохело мне аккурат возле «Дизенгофа». Резко. Плавно входя в обморок, я боялась до смерти одного — напугать Илюху и постаралась падать аккурат но и плавно. Кто хоть раз был в Израиле и попадал в подобную ситуацию, тот знает — в беде не оставят Поэтому в обморок я пошла со спокойной душой и чистым сердцем. Когда я открыла глаза, надо мной стояло и кричало на все лады человек пятьдесят. Меня уже полили и даже напоили, как смогли. Все уже знали, что я сумасшедшая русская, приехавшая в отпуск с ребенком. Что родилась я в Сибири и т. д. Сынок мой уже всех просветил. Мальчику, сибирской сиротинке, натолкали полные руки шоколада и мороженого, меня тем временем трепали по щекам и приводили в чувство.

И что я вижу! Что?! Туфли... Те самые. И меня поднимают те самые руки. Да что ж такое-то! Что за судьбина лютая? Что за необходимость встречать самого красивого мужчину в самом непотребном виде? Со злости я очень быстро пришла в себя, залпом выпила литра три воды и попыталась резко вскочить. Но не тут-то было, как говорит моя мама. Прыжок не состоялся, голова опять пошла кругом, и мне пришлось сидеть, где положили.

Я тоскливо пялилась на туфли, понимая, что это — Он. Красавец очистый. Меня о чём-то спрашивали, я кивала головой, что-то мычала, но встать сил у меня не было.

Сидела я после теплового удара, вся водой залитая, молча пялилась на эти ботинки и понимала, что злая моя жизнь не любит меня в этот день особенно активно. Деточка моя, всхлипывая и давясь восьмым мороженым, участливо заглядывал в мои глазыньки, в сотый раз задал один и тот же вопрос: «Мама, ты сегодня не умрешь больше?» Я его заверила, что сегодня уж точно нет, а дальше видно будет. Туфли топтались тут же. Подали руку и сказали, что сегодня-то они меня точно доведут до дома. Терять, по большому, да и по малому счёту было нечего. Платье мокрое и грязное, с головы стекали красные струи (краска-мусс хорошо позаботилась о моих волосах, надёжно), бешеные глазки с потёкшей тушью, в общем, не женщина, а, прости Господи, пособие по тому, какой женщиной быть не нужно.

Покачиваясь и постанывая, поддерживаемая с одной стороны липкими ручонками сыночки, а с другой туфельного красавца, я доползла до машины. Как говорится — не поднимая глаз. Не подумайте чего, мне на самом деле было реально плохо, очень плохо. Но я по привычке хорохорилась и пыталась делать вид, что всё «ок». Доехали молча и очень быстро. Я пыталась рассыпаться в благодарностях, но сил, честно признаться, не было. Я по-лошадиному подергала головой в знак признательности и потихоньку выползла из машины.

И тут сирена, будь она неладна. Или ладна, уж не знаю. Мы заскочили в подъезд и ждали, пока она утихнет. Опять потряслась, как бы говоря спасибо, и уже готова была откланяться, как туфли задали мне вопрос про кофе. Обычный такой вопрос, не приглашу ли я его, в честь всех предыдущих событий, испить чашку кофе.