Без зла

Не могу сказать, что мне сразу и вмиг полегчало, после причастия, физически. Но вот то, что душа «встала на место» и меня больше не крутило винтом, это правда. Меня не раздражала больше ни храмовая обстановка, ни голос батюшки, ничто. И я даже смогла немного поесть, хотя все эти дни не могла затолкать в себя ни крошки съестного. Батюшка порасспрашивал меня о семинарском житье-бытье, о храме, в котором я на тот момент регентовала, передал поклон моему тогдашнему настоятелю, принёс трёхлитровую банку крещенской воды и ещё одну, поменьше объёмом, со «свеженькой, с сегодняшнего молебна», вручил мешочек просфор, благословил и отправил с напутствием: «А к врачам, с ногой, обязательно сходи ещё! Это не шутки. И с дедом не ругайся. Молчи и про себя молись, он и отстанет от тебя».

Уже ближе к вечеру вернулись в Новичиху и я попросила Сашу отвезти меня домой. В дороге созрел коварный план, и мне не терпелось его реализовать. Зря, что ли, в семинарии агиографией увлекалась (это такая богословская дисциплина, изучающая жития святых). А уж там рецептов по борьбе с волхвами и прочей нечистью — не перечесть. Молодая была, задорная. Интересно было, сработает или нет практическое применение святынь против колдовства. Полегчало, и сразу мысли интересные за-роились.

— Ульян, мы одну тебя там не оставим, не думай даже. Сегодня ещё и полнолуние, мало ли что там дедушка «добрый» удумает. Если вещи забрать, то давай закину ненадолго. А пока будешь собираться, мы поедем по кромке бора, тёлку нашу поищем, вдруг найдётся. Я в храме сегодня так просил, так просил, чтобы нашлась.

— Хорошо, Саш, — отвечаю, — часа хватит.

Деда, на моё счастье, в доме на момент прибытия не

оказалось и хитрый план удалось воплотить по всем пунктам. Для начала налила крещенской воды во всё, из чего дед мог бы напиться воды или чаю: в чайник, в вёдра с колодезной водой, которые всегда полными стояли в сенях (домашнего водопровода на тот момент не было), в суп, и даже, грех, конечно, но моя жажда мести заставила пойти меня и на это, в бутыль с самогоном, который дед как лекарство принимал три раза в день. Лет за десять до описываемых событий ему поставили четвёртую «неоперабельную» стадию рака желудка и отправили домой умирать. Он сам назначил себе самогонотерапию с чётким графиком и прожил после постановки диагноза добрых двадцать пять лет. Потом, чтоб уж наверняка, добавила святой воды и в самогон, зная, что до чая дело может и не дойти на вечернем приёме пищи, а уж самогон будет выпит всенепременно.

После этого окропила весь дом, спела полушёпотом тропарь Кресту, как и полагается в этом случае, и для надёжности затолкала под дедову перину большой деревянный крест, который бабушка хранила в шифоньере укутанным в шерстяной платок. Войдя в раж, найдя там же, где хранился крест, огарок «четверговой, с двенадцати евангелий» свечи, зажгла её и прошлась ещё одним «крестным ходом» по всему дому с пением четвергового же тропаря «Егда славнии ученицы на умовении Вечери просвещахуся, тогда Иуда злочестивый сребролюбием недуговав омрачашеся, и беззаконным судиям Тебе праведного судию предает...», пропевая с особым тщанием и почти на форте «Иуду злочестивого». В результате и свечу истово прилепила на пол под дедовой кроватью. Мы, религиозные фанатики, такие. Бойтесь нас. Когда в наших руках появляется орудие массового поражения в виде деревянного ветхого креста, банки со святой водой и свечного огарка, бегите сразу, не оглядываясь. Всё равно всех победим!

За этим благим делом дед меня и застал, тихо, как кот, войдя в дом. Петь я к тому времени, правда, уже перестала, но из-под кровати ещё не вылезла.

— Ты с огородом приехала помогать или по деревне без дела шляться и дурью маяться тут? — прокаркал он, напугав меня до посинения. — Что ты под моей кроватью забыла?

Со стонами, кряхтя и подволакивая нестерпимо тут же заболевшую ногу, а за всеми своими ритуальными действиями я как-то подзабыла, что она болит, выползла из-под кровати.

— Пуговица оторвалась, ищу вот, — находчиво соврала деду. — С огородом разберусь, не переживай, — усыпила его бдительность.

— Ужинать будешь? — спрашивает.

У нас так. Война-войной, а обед по расписанию. Всегда. И ужин тоже.

— Буду, — говорю.

— Накрывай тогда, не толкись без дела.

Я даже, грешным делом, подумала, что переборщила с его участием в моём нездоровом состоянии. Быстро наметала на стол, и мы сели вечерять. Дед достал своё «лекарство».

— Выпьешь?

— Выпью.

— Тогда доставай рюмку.