В каких эмоциях этот стук застал деда, не знаю, я же точно потеряла пару десятков лет здоровой жизни и последний разум. «Всё, сам сатана за нами пришёл». Зачем сатане было стучать в окно, а не проникнуть элегантно эфирным телом сквозь стены я, конечно, не подумала. Хотя чем там было думать, помилуйте.
На минуту в нашей адской атмосфере воцарилась тишина. Стук повторился уже с утроенной силой. «Ульяна! Ульяна, открой! Это я, Саша!»
Пытаюсь встать, что-то ответить, но у меня не получается, голос от страха пропал (у меня всегда во время сильного стресса перехватывает горло так, что ни звука издать не могу). Сашка, что есть мочи, стучит в одно окно, потом в другое, но ни я, ни дед не можем встать и впустить его в дом.
На какое-то время Саня пропадает, но уже через несколько минут возвращается с фонариком и начинает светить во все окна по очереди, в надежде, видимо, обнаружить наши с дедом трупы. Он светит прямо мне в лицо, а диванчик, на котором я готовилась принять мучительную смерть, стоит прямо у окна. Саня видит, что я не мертва, не сплю и начинает тарабанить в окно с удвоенной силой.
— Уля! Открой! Я сейчас окно выставлю! Вы живые там?
— Живые, — одними губами отвечаю, но Саша меня, конечно же, не слышит.
Собрав то, что осталось от своих сил, буквально схватив себя за горло, поднимаюсь, включаю в комнате свет и, подвывая, волоча за собой совершенно безжизненную ногу, пытаюсь пойти и открыть ночному гостю дверь. Для этого мне нужно пройти через комнату деда, сени, присенки, вытащить две крепко сидящие в пазах палки, которые служат засовами, и отпереть здоровенный «заломный» замок. В том расхристанном состоянии задача была для меня равносильная восхождению на извергающийся Везувий.
Дед лежал на своей кровати и ликом был похож на свежего покойника, скончавшегося от удушения. Стараясь не встретиться с ним взглядом, раненым бойцом проковыляла кое-как мимо его одра, не забыв перекреститься самой и дистанционно перекрестить «любимого дедушку».
— Улькя, убери его, как человека тебя прошу, убери! — проклекотал измочаленный дед, но я сделала вид, что не слышу просьбы.
Через силу справилась со всеми запорами и буквально выпала из дома на Сашку.
— Ну вы и спать! Еле достучался. А мы в бору застряли, машина встала колом и стоит, я уже мотор перебрал весь, часа три завести не мог, кое-как выбрались.
— Саш, поехали к вам, прямо сейчас, пожалуйста.
— Так мы за тобой и приехали, вещи-то захвати.
— Не до них, поедем скорее, у нас тут жуть какая-то творится, я не смогу обратно войти, сейчас расскажу всё, только поехали поскорее.
Не заперев дверей, не оборачиваясь, опершись на Санино плечо, я, спотыкаясь на каждом камушке, дотащилась до автомобиля и упала на заднее сиденье. Впереди, задорно похрапывая, спала уставшая от поисков тёлочки Марина, никак не среагировавшая на моё появление.
Ехать было всего ничего, каких-то десять минут, но почти сразу, как машина тронулась, стало понятно, что скоренько и без приключений мы не доберёмся. Меня замутило, только успела крикнуть:
— Саша, тормози, мне плохо! — на полном ходу выскочила из машины (при больной-то ноге!) и тут же меня стало выворачивать наизнанку прямо посреди дороги.
— Ульяна-а-а! — услышала я Сашкин дикий крик и, не успев ничего понять, оказалась сбитой с ног и лежащей на обочине. Саша лежал рядом со мной, хватая ртом воздух, а по дороге, разрывая воздух звуком клаксона, мчался КамАЗ, под колёсами которого я должна была сгинуть, если бы не Санина зоркость и проворность.
Мы кое-как поднялись при помощи Марины, которая здорово расшибла себе лоб при экстренном торможении и со сна не сразу сообразившая, что происходит.
— Вот тебе пакет и не смей выпрыгивать из машины, пока до дома не доедем, — клацая зубами от пережитого и глядя на меня, как на ту ведьму, приказал Саша, — поедем огородами, мало ли...
Околотками и без приключений мы добрались до дома. Уже подъезжая, Саша резко затормозил, и многострадальный лоб его жены чуть было опять не был разбит о лобовое стекло.
— Марин, смотри...
У ворот, как ни в чём ни бывало, паслась тёлочка-потеряшка, которую безутешные хозяева разыскивали чуть ли не неделю по всем лесополосам, полям да оврагам. Сама пришла.
Совершенно пришибленные самостоятельным возвращением молодой коровушки (почему-то в тот момент это нас потрясло невероятно), мы вошли в дом и в полном молчании сели за стол. Сил ни на разговоры, ни на бурную радость не было ни у кого. Я попросила у Марины что-нибудь обезболивающего и, выпив сразу три таблетки, уснула.
Проснувшись в пустом доме, — добрые люди уже разъехались по работам — я поняла, что к врачам ехать придётся. На бедре, там, где так нестерпимо уже несколько дней болело, выросла здоровенная шишка-нарыв, которая переливалась синюшно-зеленоватым перламутром и тюкала изнутри так, будто там сидел кто-то живой и очень рвался наружу. Настоящий классический чирей несусветного размера. Я плохо себе представляла, что с ним делать, потому что никогда подобным не страдала, поэтому решила безотлагательно отправиться в больницу.