Крестьяне по возможности стремились заключать браки в границах одного селения, церковного прихода или коммуны (административной единицы). В XX в. с развитием капиталистических отношений и отливом сельского населения в города многие уроженцы провинции перебрались в столицу и большие города. Однако в этой ситуации наблюдается локальная и профессиональная эндогамия: выходцы из различных провинций, селившиеся при переезде в крупный город отдельными кварталами, старались вступить в брак в своем квартале или любым другим путем жениться на уроженке своей области. Таким образом, если нарушается сельская эндогамия, то, как полагает ван Геннеп, можно говорить об эндогамии уже целой области или даже провинции.{658}
Насколько сильна эта традиция, указывают данные середины XX в.: даже в окрестностях Парижа 45 % заключенных браков составили пары из одной коммуны или из 20-километровой округи, а на периферии страны доля таких браков превышала половину всех брачных союзов.{659}Естественно, что подобная практика выбора партнера наряду со стремлением сохранить земельные владения внутри родовой группы вели к значительному числу кузенных браков. В народе не придавали большого значения кровнородственному смешению, даже вопреки каноническому праву, которое определяло допустимую степень близости по кровному родству, усыновлению и кумовству. Гораздо сильнее было предубеждение против породнения с чужаком. Таким образом, в деревне нередко возникало всеобщее родство. Демографические исследования показали, что на протяжении XIX и в начале XX в. росло число браков как внутри общины, так и браков между родственниками, особенно на западе Франции.{660}
О вынужденности такого порядка можно судить по тому факту, что в фольклорном фонде почти не обнаруживаются пословицы, его одобряющие. В таких браках, где многое приносилось в жертву деловым устремлениям, складывалась своя нравственная атмосфера, это и отразилось в пословице: «Брак между родственниками — короткая жизнь и долгие страдания», как говорили в Гаскони и Провансе («Mariage entre parents, courte vie et longs tourments»).{661}В областях крупного землевладения, например на севере и северо-востоке страны, семья сельскохозяйственного рабочего уже через два-три десятилетия после Великой французской революции начала приближаться к пролетарской.{662}
Переходную форму представляли семьи сельских ремесленников — кузнецов, шорников, гончаров и т. д. Матримониальные проблемы (выбор брачного партнера, брачный договор и сама церемония свадьбы) были различны в семьях этих категорий крестьянства. В семьях как сельских, так и городских ремесленников если ученик мастера становился его зятем, то, естественно, и наследником.{663}В рабочих семьях соблюдался принцип свободного выбора брачного партнера, ибо он не был связан напрямую с проблемами приобретения и сохранения собственности. Важное значение имело и то обстоятельство, что в рабочей среде семейные и более широкие родственные связи слабее, чем у сельчан, зато соседские, социальные связи гораздо сильнее. Брачный возраст в среде рабочих в XIX–XX вв. был ниже, чем у других слоев населения: этому способствовала ранняя профессиональная самостоятельность молодежи (лишь после второй мировой войны, когда брачный возраст понизился у других социальных групп французского общества, эта разница стала не столь ощутимой).
Вступление в профессиональную жизнь детей и создание ими своих семей приводило, как правило, к их отделению от родителей. Именно поэтому у рабочих преобладали простые семьи, в которых более, чем у крестьян, было выражено равноправие полов.{664}
Если в конце XIX в. детность в рабочих семьях была выше, чем в других социальных группах, то в первые десятилетия XX в. она стала снижаться; одной из причин этого процесса явилась увеличивавшаяся занятость женщин на производстве.
В среде мелкой и крупной буржуазии, а тем более аристократии семьи различного общественного положения, состояния, репутации были разделены традиционными труднопреодолимыми барьерами. В буржуазной и аристократической среде интересы социального продвижения осуществлялись в основном через семью, которая постепенно, путем удачных браков, получала общественное признание. Поэтому любовь и личная склонность, как правило, приносились в жертву принятым моделям поведения и ценностным ориентациям. Во Франции предпочтительным было медленное накопительство достояния, бережливость считалась одним из важных достоинств человека. При выборе невесты кроме общественного круга, к которому принадлежала ее семья, принимался во внимание размер ее приданого. В XIX в. в буржуазной и аристократической среде супруг единолично отвечал за благополучие семьи, его жена оставалась юридически неправомочной, ее роль была менее значительной, чем роль крестьянки или работницы.{665}