Кое-где, например в Каталонии, о прекращении отношений между женихом и невестой и о том, что они теперь свободны, было принято уведомлять местное общество, как правило, в символической форме: парень вдевал цветок в петлицу, девушка привязывала его лентой к руке. Желающий выказать насмешливое отношение к бывшей возлюбленной цеплял к петлице или шапке вместо цветка кусок колбасы.{572}
Целомудрие в общении жениха и невесты зиждилось, по-видимому, не столько на решетках и неусыпной бдительности окружающих, сколько на всеобщем убеждении (вполне разделявшемся и самими новьос) в том, что, потеряв невинность, девушка совершает грехопадение и теряет шансы выйти замуж за кого-либо, кроме того, кто ее обесчестил. Известно немало случаев, когда жених, страстно домогавшийся своей невесты и с огромным трудом улестивший-таки ее, немедленно отказывался от всех обещаний и оставлял девушку, искренне убежденный, что нельзя жениться на столь легкомысленной и безнравственной особе.{573}
Девушки воздерживались и от поцелуев, чтобы не уронить себя в глазах жениха и не потерять возможности в случае разрыва найти другого. Самое большее, что позволяли себе новьос (да и то не везде), это держаться за руки, отступая друг от друга при появлении посторонних.Однако есть сообщения и о том, что в некоторых местностях добрачные половые отношения даже для женской половины молодежи не были препятствием при вступлении в брак, и общество относилось к ним вполне терпимо. Так, в ряде районов севера страны невеста, «согрешившая» с женихом, а затем так и не вышедшая за него замуж, могла тем не менее найти новых поклонников и среди них будущего мужа. Галисия и соседняя Астурия дают любопытные примеры «ухаживания в постели», когда невеста, «бронированная» множеством нижних юбок, с ведома родителей впускала в окно жениха, делившего с нею ложе.{574}
По мнению некоторых испанских исследователей, интимные отношения при этом полностью исключались.{575} Совместный ночлег парня и девушки отмечался на летних пастбищах в западной части Астурийских гор, в то время как родители оставались в селении; все это отнюдь не вредило последующему замужеству. И наконец, нельзя не привести сообщения об экзотическом обычае леонской Кабреры. Здесь в начале мая после танцев при большом скоплении зрителей между парнями, закутанными в шкуры, с бычьими рогами на головах происходила яростная борьба из-за девушек. По завершении ее они с «добытыми» девушками парами отправлялись в «пахарес» (ометы, сараи для соломы), где и спали вместе на протяжении нескольких месяцев, после чего могли либо вступить в брак, либо разойтись. Есть упоминания о подобных обычаях — также не порождавших брачных обязательств и никого не компрометировавших — в прошлом в горных деревнях Кантабрии, где 3-месячное сожительство начиналось после коллективного паломничества к местным святыням.{576}Последний этап новьясго наступал после официального предложения, сделанного женихом или от его имени (так называемая petición de mano, т. е. «просьба руки»). Если оно принималось, то брак считался делом решенным. Нередко тогда же назначали время свадьбы (через несколько недель или месяцев), и расторгнуть новьясго было почти невозможно.
Формы предложения были достаточно многообразны. В подавляющем большинстве случаев оно делалось родителям девушки, согласие которой, очевидно, подразумевалось самим фактом новьясго. Впрочем, известны некоторые ритуализованные формулы предварительного обращения жениха к ней. «Ну, что ж, барышня, если ты никому не давала слова и хочешь дать его мне…» Или через нее к родителям, как у кантабрийцев, когда молчаливое ухаживание неожиданно прерывалось словами: «Если твои родители согласны, давай назначим оглашение…»{577}
Чаще всего согласие родителей достигалось в результате сватовства с участием как самого жениха, так и его родителей или других близких ему людей, в особенности пользовавшихся репутацией красноречивых и достойных. От лица жениха нередко выступали профессиональные посредники — сваты и свахи. Сват, называвшийся в Галисии chufón, в Астурии — embustero, т. е. обманщик, в Каталонии — ponderador, т. е. тот, кто склонен преувеличивать, и т. д., сопровождал жениха и всячески расхваливал его членам семьи девушки. В роли посредников часто выступали те, кто по роду своих занятий периодически посещал многие дома в округе, — лесники, портные, сборщики церковных пожертвований и др. Тот или иной ответ невестиной стороны нередко сопровождался соответствующей символикой: отказывая сватам, им выносили тыкву; в Каталонии в случае отказа начинали нарочито небрежно подметать пол, так чтобы пыль летела на жениха.{578} В Мурсии жених приходил свататься с посохом, украшенным яркими лентами, и отец невесты мог с порога отказать ему, вышвырнув посох за дверь (отдать же его дочери, чтобы та повесила на стену, значило принять предложение).{579}