Бунич Игорь – В центре чертовщины

мудрые умы считают так, но никто из них не смог неопровержимо доказать своё мнение,

чтобы в него поверили все. Даже непредубеждённые исследователи в этой области

сталкиваются с враждебностью и порицанием.

Но этот вопрос имеет непосредственное отношение к происшествиям на лайнерах Л-

1011, собратьях погибшего самолёта, к событиям, глубоко потрясшим многих

представителей мира авиации и не только их.

ГЛАВА VI

Антропология показала нам, что мир в разных местах весьма разнообразен. Люди не

только имеют разные обычаи, верят в разных богов и ожидают разной судьбы после

смерти. Миры разных людей, кроме того, имеют разные очертания.

Различаются сами метафизические предположения: пространство не укладывается в

Эвклидову геометрию, время не образует непрерывного всеохватывающего потока,

причинные связи расходятся с логикой Аристотеля, человек не отличается от нечеловека и

жизнь от смерти, как в нашем мире.

Главная необходимость вторжения в миры, отличные от нашего собственного...

заключается в том, что опыт подводит нас к пониманию того, что наш мир является

продуктом культуры. Таким образом, изучая другие миры, мы видим, что из себя

представляет наш собственный, и потому можем на миг разглядеть, на что должен быть

похож реальный мир, лежащий между продуктом нашей собственной культуры и другими

мирами.

УОЛТЕР ГОЛДСМИТ,

из предисловия к книге “Поучения Дон-Жуана: тяжкий путь познания”

Когда весной 1974 года стюардесса шведской авиалинии поведала мне историю,

случившуюся на “Истерн Эйрлайнз”, я почти ничего не знал о привидениях или призраках.

Для меня это была тайна за семью печатями. Общение с умершими казалось мне странным

и маловероятным, люди, описывавшие его, порой бывали довольно убедительны, порой —

нет, Я никогда не шутил по этому поводу, но и не способен был принять идею без более

веских доказательств, чем те, с которыми мне довелось сталкиваться, Я и представить не

мог, какие удивительные события произойдут вскоре и какое серьёзное влияние окажут

они на моё мировоззрение.

Я был в то время увлечён книгой об абсолютно реальной проблеме — глобальной

потенциальной угрозе использования атомной энергии и распространения её по планете,

Сведения об авариях, нередко происходивших на ядерных заводах, и наносимом ими уроне

не достигали широкой публики.

В 1973 году я побывал в Нигерии, чтобы собрать материал о вирусе Лаоса, который

незадолго до этого был выделен в лаборатории Йельского университета, После того, как

один из лаборантов, заразившись вирусом, скончался, а ведущего вирусолога с трудом

удалось спасти, было принято решение ввиду явной опасности изучение вируса в

университете прекратить. Все пробы крови жертв вируса были уничтожены, лишь

небольшая партия отправлена в новую сверхсекретную лабораторию Центра

инфекционного контроля в Атланте. Это была история о науке в самом высоком смысле

слова, и я решил ею заняться.

В Нигерии в университете города Ибадан американские и африканские учёные

пытались вместе найти пути борьбы с ужасной болезнью. Медицинский центр этого

крупного университета выглядел внушительно по всем стандартам. Одним ясным вечером,

когда африканский закат догорал над раскинувшимися на западе тропическими лесами, я

разговорился с нигерийским врачом, заведовавшим хирургическим отделением

университета. Этот спокойный интеллигентный мужчина с мягким напевным голосом

обучался в своё время в Пенсильванском университете и был прекрасно знаком с

современными научными разработками.

— Странно, — обратился он ко мне, — что современная медицинская наука зачастую

не замечает того, что известно примитивным врачевателям.

— Как могут необразованные знахари тягаться с наукой?

— Я вовсе не хочу бросить тень на современную науку, — пояснил он. — Но я

чувствую, что в безудержной погоне за чудодейственными таблетками и сложными

инструментами наша медицина оставляет без внимания огромные неисследованные

области. Современная медицина способна творить чудеса, и всё же она несовершенна.

Меня заинтересовали его слова, поскольку во всех своих исследованиях я

наталкивался на предел, за которым современная объективная наука становится

бессильной и вынуждена открыто признаваться в этом. Врачи могли воздействовать на

больного лишь до того, как его отберёт смерть. Психиатры усиленно помогали пациентам,

но опускали руки, встречаясь с глубоким психозом. Физики становились в тупик, как

только речь заходила о физике частиц, поскольку сталкивались с неразрешимыми

парадоксами. Само наблюдение за частицами, за исключением протона и электрона,

меняло их поведение, так что их нормальное состояние оказывалось невозможно

проследить.