Чёрный обелиск

— Ну?.. — отвечает он вопросом на вопрос, выжидающе, как пудель, глядя на меня.

— Что — «ну»?

— В чем тут соль? Вы же рассказываете анекдот, верно?

— Нет, — холодно отвечаю я. — Я провожу опрос, направленный на исцеление моей молодой души. Я задаю этот вопрос всем, особенно тем, кто должен знать на него ответ.

Бауэр запускает руку в свою бороду, словно играет на арфе.

— Я надеюсь, вы шутите? Или вы и в самом деле ждете от меня, что я — в понедельник, в самый разгар рабочего дня! — стану отвечать на этот идиотский вопрос?

— Нет, я не шучу, — говорю я. — А вы не стесняйтесь — признавайтесь, что тоже не знаете этого, несмотря на все свои книги!

Бауэр отпускает бороду и принимается за свои кудри.

— Черт побери!.. Мне бы ваши заботы! Обсудите это со своими собратьями по перу в вашем литературном клубе!

— От них ничего, кроме поэтических иносказаний и аллегорий, не добьешься. А мне нужна истина. Иначе зачем я родился человеком, а не каким-нибудь червяком?

— Истина! — презрительно блеет Бауэр. — Я вам что, Пилат? Меня это не интересует. Я — книготорговец, супруг и отец, и мне этого достаточно.

Я смотрю на этого книготорговца, супруга и отца. На носу у него, справа, — прыщ.

— Так, так. Значит, вам этого достаточно? — язвительно говорю я.

— Да, — решительно отвечает Бауэр. — Иногда даже много.

— А когда вам было двадцать пять лет — вам и тогда было этого достаточно?

Бауэр удивленно распахивает свои голубые глаза.

— Двадцать пять? Нет, тогда я еще только хотел стать им.

— Кем? — спрашиваю я с надеждой. — Человеком?

— Владельцем этого магазина, супругом и отцом. Человеком я был и так. И до сих пор им остаюсь. Факиром, правда, стать пока не удалось.

Довольный своим остроумием, он угодливо бросается к даме с огромным отвисшим бюстом, пожелавшей роман Рудольфа Герцога. Рассеянно полистав книги о счастье аскетизма, я откладываю их в сторону. Среди бела дня тяга к подобным вещам несравнимо меньше, чем ночью, когда не остается ничего другого.

Я подхожу к полкам с книгами по религии и философии. Это гордость Артура Бауэра. У него здесь собрано практически все, что человечество навыдумывало о смысле жизни за последние несколько тысяч лет. Значит, за каких-нибудь пару сотен тысяч марок, здесь, наверное, можно получить исчерпывающую информацию по этому вопросу. Я думаю, можно даже обойтись гораздо более скромной суммой — двадцать-тридцать тысяч; потому что если смысл жизни вообще поддается определению, то должно быть вполне достаточно одной книги. Но где она? Я прочесываю полки сверху вниз и снизу вверх. Отдел огромный, и меня вдруг посещает неутешительная мысль: с истиной и смыслом жизни дело, судя по всему, обстоит так же, как с лосьонами для волос — каждая фирма расхваливает свою собственную продукцию, как эликсир счастья, а Георг Кролль, который перепробовал все, что только мог, так и остался лысым. Ему следовало знать это с самого начала. Ведь если бы существовал лосьон, в самом деле способный вызвать активный рост волос, то он был бы единственным, а все остальные фирмы давно бы обанкротились.

Бауэр возвращается.

— Ну что, нашли что-нибудь?

Он смотрит на отодвинутые в сторону книги.

— Значит, карьера фокусника отменяется?

Я даю сдачи этому остряку-дилетанту не прямо, а опосредованно.

— Как бы то ни было, книги — вообще бесполезная штука, — говорю я невозмутимо. — Когда видишь, сколько здесь всего написано и что творится вокруг, несмотря на эти тонны мудрости, лучше читать меню в «Валгалле» и семейную хронику в газете.

— Но как же? — испуганно восклицает книготорговец, супруг и отец. — Чтение расширяет кругозор, это знает каждый.

— В самом деле?

— Конечно! Иначе что бы было с нами, книготорговцами?

Бауэр опять уносится прочь: мужчина с коротко подстриженными усами выразил желание приобрести «Непобедимых на поле брани», одну из популярнейших книг послевоенного времени. Автор, безработный генерал, доказывает на страницах своего творения, что немецкая армия до самого конца войны осталась непобежденной.

Бауэр продает клиенту подарочное издание в кожаном переплете с золотым обрезом и возвращается, умиротворенный удачной торговой операцией.

— А как насчет классики? Разумеется, по сниженной цене, как антикварное издание.

Я качаю головой и молча показываю на томик, который нашел на рекламном стенде, — «Светский человек», настольная книга любителя хороших манер, с рекомендациями и советами на все случаи жизни. Я покорно жду неизбежных шуточек по поводу факиров со светскими манерами или чего-нибудь в этом роде. Но Бауэр, как ни странно, серьезен.

— Очень полезная книга, — сообщает он деловым тоном. — Ее надо было бы издавать массовыми тиражами. Итак, мы в расчете?

— Не совсем. Мой лимит еще не исчерпан. — Я приподнимаю тоненькую книжицу, «Пир» Платона. — Приплюсуйте еще вот это.

Бауэр подсчитывает в уме общую стоимость.

— Получается небольшой перебор, но мы не будем мелочиться. «Пир» пойдет как антикварное издание.