Чёрный обелиск

Вилли несколько минут ломается, но потом вдруг, к нашему удивлению, принимает предложение. Его тут же назначают казначеем союза. В знак признательности он заказывает на всю компанию по две кружки пива и по две рюмки водки, а в придачу угощает всех гороховым супом и рулькой. Союз Бодо, с политической точки зрения, стоит на позициях демократии. Правда, один из первых теноров у них, тот, что торгует игрушками, — консерватор, а другой, сапожник, сочувствует коммунистам. Но тут уж выбирать не приходится — первые тенора в дефиците. За третьей кружкой Вилли признается, что знает одну даму, которая тоже может петь первым тенором, а заодно и басом. Члены певческого союза молча вкушают рульку, но на лицах их написано сомнение. Нам с Георгом приходится выступить в качестве свидетелей и объяснить двойственную природу голоса Рене де ла Тур. Вилли клянется, что она не настоящий бас, а от рождения — чистый тенор. Аудитория разражается бурными аплодисментами, и Рене заочно объявляется почетным членом союза. Вилли по этому поводу в очередной раз угощает всю компанию пивом. Бодо уже предается мечтам о загадочных сопранных номерах в их программе, от которых другие певческие союзы на фестивалях сойдут с ума от зависти, решив, что у Бодо поет в хоре евнух — ведь Рене будет петь в мужской одежде, потому что иначе его хор классифицируют как смешанный.

— Я прямо сегодня и сообщу ей об этом, — заявляет Вилли. — Представляю, как она будет хохотать, ребята! Во всех регистрах!

Мы с Георгом наконец отправляемся домой. Вилли с высоты второго этажа обозревает рыночную площадь: как старый солдат, он не исключает возможность засады, устроенной любителями национального гимна. Но все тихо. Площадь мирно спит в мерцании звезд. Во всех пивных раскрыты окна. Из клуба Бодо рвутся мощные звуки «Прощания с лесом»[22].

— Скажи мне, Георг, — говорю я, когда мы поворачиваем на Хакенштрассе. — Ты счастлив?

Георг Кролль приподнимает шляпу, словно приветствуя невидимого прохожего.

— Встречный вопрос: сколько ты можешь просидеть на острие иглы?

11

За окном гудит мощный ливень. В саду клубится туман. Лето захлебнулось и утонуло; в окно веет ледяным холодом, а доллар поднялся до ста двадцати тысяч марок. Часть водосточного желоба, не выдержав тяжести, с грохотом падает вниз, и вода низвергается перед нашим окном серой стеклянной стеной. Я продаю тоненькой, хрупкой женщине, у которой двое детей умерли от гриппа, двух ангелов из бисквитного фарфора и венок из бессмертника. В соседней комнате кашляет Георг. У него тоже грипп, но я подкрепил его силы глинтвейном. Обложившись журналами, он пользуется случаем, чтобы узнать последние новости свадебной, бракоразводной и скандальной хроники высшего света в Каннах, Берлине, Лондоне и Париже. Входит Генрих Кролль, в неизменных полосатых брюках с бельевыми прищепками и темном плаще, в тон мрачной погоде.

— Вас не затруднит записать несколько заказов? — произносит он со своим неподражаемым, фирменным сарказмом.

— Нисколько. Валяйте.

Он диктует новые заявки на наши товары: несколько могильных плит из красного сиенита, одна мраморная плита, цементные обрамления для могил — ничего особенного, рутинный ассортимент похоронной конторы. После этого он еще некоторое время нерешительно топчется в комнате, греет зад у холодной печки, разглядывает образцы камней, уже двадцать лет пылящихся на полках, и наконец переходит к главному:

— Да... Непонятно, как работать дальше — когда свои же ставят палки в колеса. Неудивительно, что мы скоро обанкротимся!

Я не отвечаю, чтобы позлить его.

— Да, обанкротимся! — продолжает он. — Я знаю, что говорю.

— В самом деле? — отвечаю я приветливым тоном. — Зачем же тогда оправдываться? Мы вам охотно верим.

— Оправдываться? Мне не в чем оправдываться! А вот то, что произошло в Вюстрингене...

— А что, там наконец нашли убийц столяра?

— Убийц? Во-первых, это не наше дело. А во-вторых, с чего вы взяли, что это убийство? Это просто несчастный случай. Столяр сам во всем виноват. Я о другом. О том, как вы вели себя с бургомистром Дёббелингом! А потом еще и предложили вдове плотника бесплатный памятник!..

Я поворачиваюсь к окну и смотрю на дождь. Генрих Кролль из тех людей, которые не знают сомнений. Это делает их не только скучными, но еще и опасными. Именно они составляют ту меднолобую массу в нашем славном отечестве, которую можно хоть каждый год отправлять на войну. Им не может открыть глаза никакой опыт, они родились, держа руки по швам, и рады были бы в этой же позе и умереть. Не знаю, существуют ли такие особи в других странах, но уверен, что не в таком количестве.

Через какое-то время я вновь включаю внимание и слушаю, что несет этот болван. Оказывается, у него была долгая беседа с бургомистром, и он все уладил. Только благодаря его личному обаянию мы вновь обрели право продавать памятники в Вюстрингене.

— И что нам теперь делать? — отвечаю я. — Молиться на вас?

Смерив меня ядовитым взглядом, он величественно произносит:

— Советую вам быть осторожней в своих высказываниях, чтобы вы не зашли слишком далеко!