Четверть века назад. Часть 2

— О Венгерской кампаніи, промолвилъ Петя Толбухинъ съ лниво-насмшливымъ пожатіемъ плечъ, говорившимъ: и чортъ ли въ ней!..

— Ну да, да, заговорилъ Духонинъ, Кивая на стоявшаго насупротивъ его дипломата, — онъ вотъ доказываетъ… Повтори то что ты сейчасъ сказалъ: «Политика Россіи»…

Дипломатъ опустился на стулъ, закинулъ ногу за ногу и глядя на кончикъ своего сапога снисходительно повторилъ:

— Я говорилъ что политика Россіи въ конц прошлаго вка, создала между раздлившими Польшу державами традиціонную солидарность, необходимымъ послдствіемъ которой является наше вмшательство въ дло возстанія Венгріи въ прошломъ году. C'est une n'ecessit'e historique.

— Мое почтеніе! Хороша историческая необходимость играть роль пугала, къ которому прибгаютъ чужеземныя правительства, когда оказываются сами не въ силахъ подавить исторически-законныя стремленія своихъ народовъ къ свобод, къ политической самостоятельности… За то и любятъ же насъ въ Европ, и возблагодарятъ насъ за нашу опеку при случа!..

— Австріяковъ, дйствительно, не любятъ въ Венгріи, нсколько нежданно отозвался на это капитанъ Ранцевъ, — а насъ по всей земл ихней, можно сказать, везд отлично-съ принимали, даже съ угощеніемъ.

Духонинъ не могъ не улыбнуться:

— Ну, а если бы вы пришли въ эту землю сражаться не за «Австріяковъ,» а противъ нихъ, меньше или больше «угощали» бы васъ тамъ, какъ вы полагаете?

Храбрый капитанъ нсколько опшилъ:

— Никаноръ Ильичъ, сказалъ ему смясь Гундуровъ, — а спросите-ка его въ вашу очередь, какъ онъ полагаетъ: если бы вы помогли Венгерцамъ отстоять отъ «Австріяковъ ихъ „политическую самостоятельность,“ лучше или хуже стало бы жить тмъ не-Венгерскимъ народностямъ которыя очутились бы подъ ихъ властью?

— Ну, само собою, кто о чемъ, а вы о Славянахъ, — и Духонинъ пожалъ плечами:- vous ^etes orf`evre, monsieur Josse!

Гундуровъ взглянулъ на него ласково улыбающимися глазами:

— О Славянахъ, любезный другъ, все о тхъ же достойныхъ всякаго вашего презрнія Славянахъ, которые, въ силу, надо думать, своей исторической отсталости, отстояли своего государя-Нмца противъ возставшихъ на него Нмцевъ-подданныхъ.

— Съ чмъ ихъ и поздравляю! возгласилъ къ общему хохоту Духонинъ, комически разводя руками.

Дипломатъ, страдавшій катарромъ желудка, воспользовался случаемъ подняться съ мста, и торопливо, съ позеленвшимъ и смущеннымъ лицомъ, выскользнулъ изъ залы…

— А и хоррошенькая женщина эта Florence, говорилъ между тмъ на другомъ конц стола красивый полковникъ Шнабельбергъ, — я разъ съ ней ужиналъ, у Владзи Броницкаго.

— Съ Marcellin Любарскимъ? спросилъ съ улыбкой графъ Анисьевъ.

— Ну да, ну да, расхохотался, словно ужасно, обрадовавшись этому вопросу, Шнабельбергъ, очень дорожившій знакомствомъ съ людьми большаго свта, — онъ ее безъ себя никуда не пускалъ, Marcellin, съ видимымъ удовольствіемъ повторилъ это имя полковникъ, — влюбленъ былъ можно сказать до сумашествія…

Анисьевъ небрежно качнулъ головой:

— Чего ужь, коли ршился удрать за нею за границу безъ позволенія.

— Нну-у! Можетъ ли это случиться? вскрикнулъ Шнабельбергъ съ выраженіемъ, совершеннйшаго ужаса на своемъ красивомъ и благочинномъ нмецкомъ лиц.

— Mon cher, mon cher, загоготалъ кидаясь къ нему „Сенька“ Водоводовъ, — неужели ты этого не зналъ?… А, Анисьевъ, до него не дошло, а!.. Удралъ, mon cher, въ бочк… именно, именно, въ бочк! Когда Florence посадили въ часть, онъ сейчасъ же за паспортомъ. Ну, само-собою, не получилъ, — заране приказано было. Онъ прямо въ Кронштадтъ, на американскій корабль который тутъ стоялъ…

— На американскій корабль… эт-то ужасно! повторилъ разводя руками Шнабельбергъ.

— Его тамъ чтобы скрыть и посадили въ бочку… Я все это знаю подробно, хриплъ, надрываясь хохотомъ, Водоводовъ, — а тамъ прежде скипидаръ былъ, и онъ чуть не задохся отъ вони… А, какъ ты находишь, mon cher, а! Ламуръ-то куда ведетъ, а?…

— Этто… этто даже совсмъ врить нельзя, говорилъ все съ тмъ же благочиннымъ недоумніемъ Нмецъ-полковникъ, — чтобъ изъ такого государства какъ наше оттечество можно было удррать — онъ сильно наперъ на это слово:- безъ вида отъ начальства, и даже въ бочка, гд былъ прежде терпентинъ. Пфуй!..

— Господа, готово! громко возгласилъ Подозеринъ, зачерпывая своею ложкой горячую влагу жженки и медленно выливая ее опять въ кострюлю, въ которой послдними струйками инд еще пробгали синеватые огоньки алкоголя.

— Наливай, наливай, я раздавать буду!.. отозвался „Сенька,“ бросаясь къ нему съ мста, — а вы подавайте сюда стаканы! крикнулъ онъ Тол и Свищову…