— А позвольте мн, милйшая моя генеральша, заговорилъ опять Ашанинъ все тмъ же обычнымъ, ему, шутливымъ и веселымъ тономъ, — позвольте сдлать вамъ слдующее предложеніе: я поду теперь съ Сережей въ Москву, и еслибы что-нибудь дйствительно задержало его тамъ, даю вамъ честное слово что черезъ два дня, то-есть послзавтра, буду у васъ здсь съ извстіемъ.
— Отлично, Володя, спасибо! воскликнулъ, вставая съ мста Гундуровъ. — Мн совстно было просить тебя, а я только что объ этомъ думалъ. Тетя будетъ спокойна, а меня ты избавишь отъ единственной непріятности во всемъ этомъ: хать бокъ-о-бокъ цлую ночь съ этимъ господиномъ. Вы согласны, тетя?
— Хорошо, сказала она;- спасибо вамъ, Владиміръ Петровичъ!.. А вотъ и едосей! Собирай барина!..
— Слышалъ-съ, проговорилъ угрюмо старый слуга, дйствительно слышавшій весь разговоръ изъ сосдней съ кабинетомъ спальни Гундурова, — у меня готово.
— Такъ вели въ старую коляску разгонныхъ четверку сейчасъ же! приказалъ Сергй.
— Да и его возми съ собою! молвила ему тетка.
— А то раз отпущу я ихъ однихъ! уже совсмъ сердито отрзалъ старикъ, и даже дверью хлопнулъ уходя.
Вс невольно улыбнулись.
— А теперь я васъ оставлю, сказалъ Ашанинъ; — пойду крошечку надъ Елпидифоромъ потшиться.
Онъ вернулся на балконъ, на которомъ Акулинъ, развалившись по-хозяйски въ кресл, пускалъ кольца дыма въ недвижный воздухъ, а «фанатикъ», опустивъ голову и сложивъ руки крестомъ на груди, шагалъ отъ перилъ до перилъ съ видомъ трагика обдумывающаго свой монологъ пятаго дйствія.
— Что же вашъ пріятель! спросилъ исправникъ, оборачиваясь ко входившему;- пора хать!
Ашанинъ развелъ широко руками, въ подражаніе тому какъ разводилъ своими исправникъ въ разговор съ Софьей Ивановной, и проговорилъ глухимъ голосомъ:
— Ушелъ! Нту!
— Что-о? не понялъ въ первую минуту тотъ.
— Вы спрашиваете про Гундурова?
— Про него!
— Я вамъ и говорю, нтъ его, ушелъ! повторяя то же движеніе руками, подтверждалъ шалунъ.
Вся прыткость, вся юркость Елпидифора вернулись къ нему въ одно мгновеніе. Онъ привскочилъ съ кресла съ легкостью резиннаго мячика, и кинулся къ молодому человку.
— Удралъ? прохриплъ онъ, и безконечныя щеки его мгновенно поблднли и запрыгали, — верхомъ?.. потому колесъ слышно не было…
— Нтъ, пшкомъ, отвчалъ Ашанинъ съ самою невозмутимою серіозностью.
— Такъ далеко еще не усплъ… Въ какую сторону?
— Недалеко, дйствительно:- въ сторону конюшни.
— За лошадью?
— За лошадьми;- приказалъ запрягать подъ коляску, хать къ графу, въ Москву.
— Эхъ, чтобъ васъ! махнулъ со злостью рукой исправникъ, — я вдь подумалъ и въ самомъ дл!.. И нашли чмъ шутить!..
— Я и не шучу, — вы спрашиваете, а даю отвты. Я не виноватъ что вы ихъ толкуете по-своему, по-полицейски.
Акулинъ надулся.
— И къ чему это ему коляску еще свою! Я думалъ его въ своемъ тарантас везти…
— Не имете права! возгласилъ Ашанинъ.
— Чего это?
— Можете подъ уголовную отвтственность попасть!
— Да что это вы мн расписываете! фыркнулъ исправникъ, все сильне гнваясь.
— Вамъ предписано «привезти» Гундурова къ графу для «личнаго объясненія», значитъ привезти живаго, такъ какъ съ мертвымъ объясненія бываютъ обыкновенно нсколько затруднительны. Если же онъ бы съ вами слъ рядомъ въ экипажъ, вы бы его, надо полагать, при Богомъ вамъ данномъ преизобиліи тлесномъ на первой же коле придавили до смерти. Во избжаніе чего мы и поршили съ нимъ оставить васъ хать въ одиночеств, а самимъ хать въ его коляск.
— Однако позвольте вамъ сказать, милостивый государь… началъ и не договорилъ уже весь красный отъ злости исправникъ.
— Что сказать? съ неизмннымъ хладнокровіемъ спросилъ тотъ, укладывая локти на столъ, и глядя ему прямо въ глаза своими большими черными глазами.
Взбшенный, но осторожный Елпидифоръ вспомнилъ во-время что этотъ черноглазый красавецъ, глядвшій на него такимъ вызывающимъ взглядомъ, былъ вхожъ «въ домъ его сіятельства» и даже, какъ слышалъ онъ, пользовался особымъ расположеніемъ къ нему этого «дома», и что потому размолвка съ нимъ была бы очевидно съ его стороны неразчетомъ.
— На васъ конечно сердится нельзя, Владиміръ Петровичъ, повернулъ онъ неожиданно на шутливый тонъ, — вы привыкли съ дамами къ веселому разговору…
— А вамъ какого же угодно? протянулъ Ашанинъ, продолжая глядть ему въ глаза.
Неизвстно что нашелъ бы отвтить исправникъ, но въ эту минуту «фанатикъ», сосредоточенно прислушивавшійся къ пренію, трагически шагнулъ къ пріятелю.
— Это какъ же ты съ Гундуровымъ въ Москву собрался? А я?
— Что ты?
— Мн что же оставаться-то здсь безъ васъ?..
— Мы вернемся завтра или послзавтра утромъ.
— А если какъ не вернетесь? мрачно промычалъ Вальковскій.
Ашанинъ уперся ему въ лицо проницательнымъ взглядомъ.
— Ты глупъ, Иванъ Непомнящій, подчеркнулъ онъ:- еслибы то что ты предполагаешь должно было случиться, тмъ мене, кажется, слдовало бы теб думать удирать теперь изъ этого дома!
«Фанатикъ» понялъ и, покраснвъ до ушей, быстро отошелъ отъ него, и зашагалъ опять по балкону.
На порог его показались хозяева.