Четверть века назад. Часть 2

Исправникъ, прижавъ шпагу въ колнк, и вздрагивая всмъ своимъ грузнымъ тломъ, понесся на кончикахъ ногъ по направленію кабинета.

— Что онъ сегодня надолго пріхалъ, едоръ Петровичъ? спросилъ съ мста Чесминъ.

— Въ два часа, покончивъ съ просителями, узжаетъ обратно въ Покровское, отвтилъ, подходя къ нему, правитель канцеляріи, повелъ, слегка поклонившись, на сидвшаго рядомъ Гундурова бглымъ и какъ бы сочувственнымъ взглядомъ, подалъ майору руку, и вышелъ обычнымъ ему, торопливымъ шагомъ.

— Такъ зачмъ же онъ васъ, думаете, вызвалъ? захриплъ опять Чесминъ, оставшись вдвоемъ съ Гундуровымъ.

— Говорю вамъ, не знаю…

— И я не знаю, а догадываюсь.

— Скажите пожалуста, если такъ!

— Онъ вдь былъ у Шастуновыхъ, когда вы тамъ съ Чижевскимъ лицедйствовали?

— Былъ.

— Видлъ васъ на сцен?

— Да.

— Ну вотъ! У него тоже театръ въ его Покровскомъ. Прослышали его барыни про новый талант — мало у нихъ своихъ-то всякихъ ломакъ! промычалъ Чесминъ, — и загорлось видно, подавай молъ намъ его, да и только!.. А онъ у насъ все что хотятъ он, то и…

Онъ не усплъ договорятъ, какъ изъ кабинета бочкомъ выползъ пространный Акулинъ съ сіяющимъ отъ удовольствія лицомъ, скользнулъ черезъ всю комнату съ гвардейскою ловкостью, и какъ бы робя и смущаясь, между тмъ какъ на губахъ его играла самая плутоватая улыбка, подошелъ къ Чесмнну.

— Извините меня, началъ онъ, — если такъ… не имя чести быть вамъ знакомымъ… но его сіятельство приказали мн звать… а кого именно — я не понялъ…

— Господина Гундурова? указалъ майоръ на молодаго человка, — такъ вы вдь его знаете!

— Нтъ-съ, Сергй Михайловичъ не подходитъ къ тому слову, промямлилъ Елвидифоръ.

— Къ какому слову? Какъ онъ вамъ сказалъ?

— А они сказали: «Пошли ко мн плешандаса!» объяснилъ исправишь, стыдливо опуская глаза и закусывая въ то же время губу чтобы не расхохотаться.

— Вдь вотъ — на поди! буркнулъ майоръ, сердито подымаясь съ мста, — самъ до пятокъ лысъ, а туда же насчетъ другихъ прохаживается!..

И онъ лниво разваливаясь на ходу, какъ длалъ это самъ графъ, съ которымъ Чесминъ имлъ и этотъ пунктъ сходства, отправился къ нему въ кабинетъ.

— Здравствуй, плешандасъ! тмъ же словомъ привтствовалъ его изъ самой глубины длинной и довольно темной комнаты голосъ начальства.

Графъ сидлъ у своего письменнаго стола, въ большихъ серебряныхъ очкахъ на носу, и перебиралъ бумаги.

— А вамъ очень нужно, затворяя за собою дверь и длая нсколько шаговъ впередъ, отгрызся Чесминъ, — очень нужно обращать меня въ смшки предъ каждымъ встрчнымъ?

— Не сердись, майоръ! заплъ со смхомъ графъ, не оборачиваясь къ нему, и продолжая искать въ своихъ бумагахъ.

— И откуда вы этакого слона добыли? Насилу къ вамъ въ двери влзъ!

— Слонъ, а распорядительный! Я такихъ люблю!.. И на театр пресмшно играетъ!..

— На что я вамъ нуженъ? спросилъ Чесминъ за наставшимъ посл этихъ словъ молчаніемъ.

— Хотлъ спросить: у чьихъ ногъ лежишь теперь? (Это была стереотипная шутка которою старецъ допекалъ влюбчиваго майора чуть не каждый день.)

— Только за этимъ и звали! фыркнулъ тотъ.

— За этимъ! продолжалъ смяться графъ. — Тамъ есть одинъ молодой человкъ?

— Есть… Гундуровъ?

— Да, Гундуровъ… Отца зналъ! Въ Клястицкомъ гусарскомъ полку служилъ. Какъ ты, майоръ былъ, веселая голова!..

— Ну, а его, сына-то, вы зачмъ теперь къ себ вызвали?

— Мое дло, а не твое! заплъ опять «московскій воевода». — Зови его сюда!

Чесминъ повернулся и вышелъ.

Нашему герою было не по себ: и усталость, и чувство человческаго достоинства оскорбленнаго безцеремонностью вызова его и «доставленія» сюда, и перспектива объясняться съ этимъ московскимъ «пашой» въ качеств актера, какъ предсказывалъ ему Чесминъ, — все это мутило его и раздражало… Съ угрюмымъ и сосредоточеннымъ выраженіемъ лица вошелъ онъ въ кабинетъ графа.

— Дверь за собой заприте! едва успвъ переступить порогъ его услыхалъ онъ голосъ хозяина.

Сергй сдлалъ шагъ назадъ, потянулъ незатворенную имъ при вход дверь…

— Подойдите, продолжалъ голосъ.

Онъ подошелъ къ самому столу.

Графъ засыпалъ пескомъ только-что подписанную имъ бумагу, излишекъ песку ссыпалъ обратно въ песочницу, снялъ очки, вложилъ ихъ аккуратно въ футляръ, и только теперь взглянувъ на молодаго человка, указалъ ему кивкомъ на стоявшій противъ него у стола стулъ:

— Садитесь!

Гундуровъ молча опустился на него.

— Ну, что же вы теперь длаете? началъ «паша», помолчавъ и уставившись на него.

«Какъ же я это ему объясню?» сказалъ себ нсколько озадаченный этимъ вопросомъ Сергй.

— Я жилъ теперь у себя въ деревн отвчалъ онъ вслухъ.

— Хозяйствомъ занимаетесь?

«На что это все ему?» продолжалъ думать молодой человкъ.

— Нтъ… я въ хозяйств мало смыслю. У меня… тетушка, воспитавшая меня… и которая продолжаетъ управлять моимъ имніемъ.

— Какъ зовутъ?

— Меня… или тетушку? нсколько оторопло спросилъ Сергй.

— Вашу тетушку!

— Софья Ивановна Переверзина.

— Переверзина! Мужъ служилъ по интендантской части? Генералъ-майоръ? Онуфрій Петровичъ звали?

— Да-съ.

— Знаю! И ладони графа поднялись вверхъ:- добрый человкъ былъ, только слабый! Мошенники окрутили, подъ судъ попалъ. Хорошо что умеръ, въ солдаты бы разжаловали!