— Ну, что? съ жаднымъ любопытствомъ спросилъ онъ… И самъ весь перемнился въ лиц, взглядвшись въ лицо его…
— Потомъ, потомъ! глухо только проговорилъ тотъ, — подемъ скоре!
Они садились на извощика, какъ изъ дверей дома выбжалъ весь запыхавшись толстый Елпидифоръ, и кинулся къ нимъ.
— Позвольте узнать, Сергй Михайлычъ, куда вы намреваетесь хать въ настоящую минуту?
— А вамъ это очень любопытно? иронически вскрикнулъ въ отвтъ Ашанинъ.
— Я не изъ любопытства, а по долгу-съ, позвольте вамъ замтить! отрзалъ ему на это въ свою очередь Акулинъ.
— Я въ себ домой, сказалъ насколько могъ хладнокровне Гундуровъ, — а гд, это вы знаете, такъ какъ дозжали туда сегодня утромъ вслдъ за нами. Трогай, любезный! молвилъ онъ извощику.
Онъ молчалъ во все время пути. Молчалъ и его пріятель, какъ ни ныли въ немъ безпокойство и любопытство; онъ понималъ что вышло что-то очень серіозное, о чемъ не объясняться же тутъ, за спиной извощика.
Они пріхали, вошли въ гостиную. Гундуровъ какъ бы безсильно опустился въ большое кресло у окна, и оставался такъ съ минуту недвижимъ, но поднялъ затмъ вдругъ голову, и сказавъ: «а теперь слушай!» передалъ все Ашанину.
Тотъ слушалъ, поперемнно то блдня, то красня, сверкая своими большими черными глазами и прерывая разказъ восклицаніями глубокаго негодованія, вырывавшимися у него противъ воли изъ горла:
— Вдь это чортъ знаетъ что такое, вдь этому поврить нельзя! Нашъ старецъ совсмъ съ ума спятилъ!
Гундуровъ закончилъ разговоромъ своимъ съ Чесминымъ.
— Ну вотъ, это такъ! вскликнулъ тутъ же красавецъ, — это изъ Петербурга идетъ, несомннно! А паша нашъ только… Послушай, Сережа, перебилъ онъ себя, — вдь это отпарировать можно, передлать! Надъ нимъ барыни его всевластны; я сейчасъ поскачу къ нимъ въ Покровское, подыму ихъ, возмущу, разкажу какой ты актеръ превосходный, а тебя ссылать хотятъ… Какъ подымутся он на него ополченіемъ…
— Нтъ, голубчикъ, остановилъ его Сергй, — къ барынямъ его хать я тебя не уполномочиваю, а коли ты не усталъ, позжай не теряя времени въ Сашино извстить обо всемъ и привезти сюда тетушку. Самому мн туда хать, какъ видишь, не позволяютъ… а черезъ три дня мн надо выхать… въ Оренбургъ…
— Да, да, ты правъ, Софью Ивановну прежде всего надо! Я сейчасъ въ путь!.. Сережа, а княжна!.. вырвалось у Ашанина.
Гундуровъ безъ словъ закрылъ себ лицо руками…
— Ахъ ты мой бдный, бдный! воскликнулъ Ашанинъ съ полными, слезъ глазами. — Да это не можетъ быть, я не врю, все это устроится! прервалъ онъ себя еще разъ. — Вдь вотъ, какъ нарочно, князя Ларіона нтъ! Онъ бы ужь конечно нашелъ средство помшать этому. Отсутствіемъ его видимо и воспользовались… Но теперь нкогда объ этомъ говорить… И онъ выбжалъ въ переднюю.
Черезъ часъ времени онъ скакалъ въ коляск Гундурова по Московско-Курскому шоссе, давая по рублю на водку ямщикамъ, которые и мчали его «по-курьерски» въ волнахъ удушающей пыли палящаго лтняго дня.
Онъ въ осьмомъ часу вечера былъ уже въ Сашин.
— Вы одни! Что случилось? было первымъ словомъ Софьи. Ивановны, вышедшей на крыльцо при первомъ донесшемся до нея звук его колокольчика.
— Пойдемте къ вамъ, я вамъ все разкажу, отвтилъ онъ.
Она увела его къ себ въ комнату, заперла дверь и спокойно промолвила, сдерживая нервную дрожь которая всю пронимала ее:
— Говорите! Что съ Сережей?
— Нчто противъ чего надо скоре дйствовать
Она выслушала его разказъ все такъ же спокойно, вперивъ въ него неподвижно глаза, и ни единымъ мускуломъ лица своего не изобличая того что происходило въ душ ея. Особенность характера Софьи Ивановны сказывалась здсь еще разъ: она волновалась пока неслышная еще гроза только чуялась ею въ воздух,- но «громъ ударилъ», и она снова обртала всю свою твердость, всю силу духа для борьбы съ «несчастіемъ»…
— Какъ онъ это принялъ? спросила она когда Ашанинъ кончилъ.
— Онъ бодръ… пока… Раненые, говорятъ, въ первую минуту никогда не чувствуютъ всей боли своей раны, примолвилъ печально пріятель Гундурова.
— Не даромъ говорило мн предчувствіе, проговорила тихо Софья Ивановна, — какъ только пріхалъ этотъ исправникъ… Вы казались мн тогда правы объясняя это просто и въ добромъ смысл, и я все время старалась себя успокоить… Но я тогда же говорила, я знала — у насъ все возможно… Ссылка Сережи — это басня Волка и Ягненка. Привязались теперь къ тому что онъ въ Петербург, посл отказа ему въ паспорт, могъ сказать неосторожнаго… рзкаго, пожалуй; онъ горячъ, не спорю, но принимать противъ него такія мры.
Она встала вдругъ съ кресла.
— Но все это пустыя слова! Надо хать!
— Я предложилъ Сереж…. началъ и не кончилъ Ашанинъ.
— Что предлагали?
Онъ передалъ о намреніи своемъ хать въ подмосковную графа, «ополчить» на него его «барынь» и добиться чрезъ, нихъ отмны его распоряженія относительно Гуцдурова.
Софья Ивановна вся покраснла даже.
— Сережа не согласился, надюсь?
— Нтъ!