Софья Ивановна приписала, запечатала письмо и протянула ему.
— Какъ вы его отправите, какъ въ первый разъ?
— Нтъ, его отвезетъ завтра Вальковскій и вручитъ самой княжн.
Она чуть-чуть нахмурилась и закачала головой.
— Боюсь чтобъ онъ бдную Елену Михайловну не напугалъ своимъ похороннымъ выраженіемъ, сказала она осторожно озираясь;- онъ н. а меня этимъ съ утра самаго тоску нагналъ…
— Нтъ, нтъ, возразилъ усмхнувшись Ашанинъ, — ему на этотъ, счетъ даны мною строжайшія инструкція: просто отдать ей письмо въ руки, и при этомъ никакихъ объясненій и никакихъ рожъ.
Черезъ часъ посл этого сборы Софьи Ивановны были кончены, чемоданы ея уложены, и сама она въ дорожныхъ плащ и шляп выходила на балконъ, по пути къ садовой калитк, у которой стояла запряженная четверкой коляска.
Она повела кругомъ себя послднимъ хозяйскимъ взглядомъ, и глаза ея остановились на пышной блой роз въ клумб подъ балкономъ, которая словно млла вся и трепетала подъ обливавшимъ ее багрянымъ лучемъ заходившаго солнца.
— Поглядите, сказала Ашанину тетка Гундурова. — Это та самая которою такъ любовался онъ въ ту минуту когда пріхалъ… за нимъ… этотъ исправникъ… Я ее отвезу ему, — ему ужь не видать въ этомъ году Сашинскихъ розъ…
Она потребовала ножницы, срзала цвтокъ, осторожно опустила его стебель въ какой-то флаконъ съ водой, и увязавъ кругомъ всего листъ газетной бумаги колпакомъ, отправилась съ его розой въ экипажъ, въ сопровожденія Ашанина.
ХXXV
Hа другой день утромъ они втроемъ съ Гундуровымъ пили чай въ его хорошенькомъ домик, въ Денежномъ переулк, въ Москв.
Сергй почти не смыкалъ глазъ въ теченіе предшедствовавшей ночи, но бодрился и всячески старался не обнаружить предъ теткой сндавшей душу его муки.
Онъ и жаждалъ, и боялся свиданія съ нею, боялся увидать ее испуганною, встревоженною, больною это «всего этого», пожалуй.
Онъ ошибся. Софья Ивановна была спокойна, спокойне чмъ онъ на видъ, говорила ровно, отчетливо, не торопясь… Только глаза ея какъ будто расширились и горли не совсмъ обычнымъ въ нихъ блескомъ, и рука чаще опускалась въ карманъ за табатеркой, чаще просыпала захваченную изъ нея щепоть табаку не донося ее до назначенія.
— Что же, спрашивала она, помшивая ложечкой сахаръ въ своей чашк,- онъ тебя такъ и отправитъ «съ жандармомъ», какъ грозилъ теб?
— Нтъ, отвтилъ Гундуровъ, насильно улыбаясь:- одумался, или уговорили, не знаю, только вчера, часу въ третьемъ, прізжалъ ко мн отъ него добрякъ этотъ Чесминъ сказать что если я готовъ дать честное слово выхать въ положенный срокъ, а до того времени, замтьте, не здить мн къ себ въ деревню, то онъ мн дозволитъ отправиться одному, безъ казеннаго провожатаго.
— И ты далъ слово?
— Далъ.
— Хорошо сдлалъ!..
— Чесминъ сказалъ мн даже, продолжалъ Сергй, — что я могу «не торопиться пріздомъ къ мсту назначенія», какъ выражался онъ смясь… И при этомъ передалъ мн странную фразу, примолвилъ, замолкнувъ предъ тмъ на мигъ, молодой человкъ.
— Какую? Софья Ивановна живо отвела глаза свои отъ чашки и устремила ихъ на племянника.
— «Скажи ему», приказалъ онъ Чесмину сообщить мн, «что попутешествовать по Россіи будетъ ему полезно».
— To-есть, то самое что говорилъ теб тогда въ первое наше время въ Сицкомъ князь Ларіонъ Васильевичъ? воскликнулъ Ашанинъ.
— Да… Оттого это и поразило меня, молвилъ раздумчиво, какъ бы про себя, его пріятель.
Вс какъ-то разомъ замолчали.
«Неужели это его штуки?» сказалось мысленно Софь Ивановн, но она тутъ же отогнала эту «нехорошую» мысль, и громко отвтила на нее себ самой:
— Не можетъ быть!..
— Что «не можетъ быть»? повторилъ съ удивленіемъ Сергй.
Она слегка покраснла.
— Нтъ, я думала…. Разв князь Ларіонъ видлся съ нимъ проздомъ въ Петербургъ? поспшила она спросить тутъ же.
— Нтъ; я нарочно узнавалъ у Чесмина: онъ говоритъ что они не видлись, что графъ былъ у себя въ подмосковной когда прохалъ князь черезъ Москву, а въ подмосковную онъ къ нему не зазжалъ. Чесминъ это наврное знаетъ, потому что самъ тамъ былъ въ это время.
— Онъ долженъ вернуться на дняхъ, мн надо застать его въ Петербург, не разъхаться съ нимъ, проговорила вдругъ Софья Ивановна, вся выпрямляясь въ своемъ кресл:- я сегодня же уду!
— Сегодня, тетя? невольно вырвалось у Гундурова.
— Да, молвила она ршительнымъ тономъ. — Липшія сутки намъ утшенія не принесутъ; только пуще размаешься, а время дорого!.. Я уду сегодня, а ты отправляйся завтра же, совтую, не ожидая даннаго теб срока… Разлука наша долго не продолжится: я добьюсь чтобы тебя вернули, добьюсь справедливости!.. Если-жъ нтъ, какъ продамъ хлбъ, пріду къ теб осенью въ Оренбургъ. А пока, благо соизволили разршить теб «не спшить», остановись по пути во Владимір у родныхъ нашихъ Паншиныхъ, и жди отъ меня письма изъ Петербурга. А какъ осмотрюсь тамъ, повидаюсь съ кмъ нужно, сейчасъ же напишу теб.