— Когда исполнишь порученіе въ Сицкомъ… Я пріду за тобой сюда опять, какъ только съ Сережей простимся. Мн необходимо повидать княжну, узнать какъ это все будетъ ею принято, какъ она ршитъ… Но я могу пріхать никакъ не раньше какъ черезъ три дня, а ее надо извстить по возможности скоре, чтобъ объ отъзд Гундурова не дошло ране изъ Москвы въ Сицкое въ такомъ вид что она страшно перепугаться можетъ. Ты поэтому долженъ непремнно хать туда завтра утромъ.
— Да, вдь, у тебя же, ты говорилъ, «почта» устроена…
— Есть, только врне будетъ если ты лично передашь письмо княжн, и при томъ для меня важно то что когда я пріду сюда я буду имть возможность узнать сейчасъ черезъ тебя какое впечатлніе произвела на нее эта всть и, что затмъ слдовало… Но слушай, Ваня, добавилъ Ашанинъ:- ты долженъ вести себя тамъ крайне умно. Вопервыхъ, какъ прідешь, не спрашивай сразу о княжн, а вели о себ доложить княгин. Она тебя, по всей вроятности, приметъ, но долго не продержитъ, — разговоровъ у тебя для нея интересныхъ нту: она тебя, надо полагать, сама скоро отошлетъ къ дочери, а нтъ, такъ ты ее спроси, можно ли теб засвидтельствовать почтеніе княжн, простись и уходи. Еслибъ она тебя спросила: откуда вы къ намъ пріхали? ты отвчай какъ я ей всегда отвчалъ на это: живу-молъ, въ окрестностяхъ, у знакомыхъ. Понялъ?
— Да ужь не расписывай, самъ знаю какъ говорить! промычалъ «фанатикъ» недовольнымъ тономъ.
Ашанинъ тмъ не мене счелъ нужнымъ продолжать:
— Когда же ты будешь съ княжной наедин, сдлай ты мн милость, никакихъ твоихъ собственныхъ заключеній о происшедшемъ ей не передавай, и перепуганныхъ твоихъ рожъ предъ нею не строй, а просто-на-просто вытащи письмо изъ кармана и отдай ей, сказавъ что велно передать, и ни полслова боле! Если же она тебя начнетъ спрашивать о какихъ-нибудь подробностяхъ, говори что я буду въ Сицкомъ черезъ два дня, и все объясню ей лично, а что ты ничего не знаешь, кром того что Софья Ивановна и я ухали въ Москву, и что оба мы нисколько не теряемъ духа и надемся на добрый конецъ…
— Ну, извстно, что же мн больше-то говорить ей! пробурчалъ еще разъ Вальковскій, ободрительно качнувъ головой,
— Еще вотъ, послднее, — надо все предвидть! Въ случа еслибы какъ-нибудь ты не добился увидаться съ княжной наедин и не могъ ей такимъ образомъ передать письма, надо теб будетъ прибгнуть съ содйствію моей «почты»… Живя въ Сицкомъ, молвилъ красавецъ, чуточку помолчавъ, — ты врно видалъ и знаешь съ лица старшую горничную княгини Аглаи Константиновны!
— Лукерьюшку… Лукерью Ильинишну, поправился «фанатикъ», и угреватое лицо его осклабилось широкою и самодовольною улыбкой, — знаю!
— А-а! протянулъ Ашанинъ, пристально глядя ему въ глаза, и покатился со смху. — Ваня, ты удивительно хорошъ бываешь когда заходитъ рчь о твоихъ побдахъ! Точно самооблизывающійся кабанъ какой-то!.. Такъ ты «Лукерьюшку» знаешь!.. Гд же позналъ ты ее, Ловеласъ ты этакой непроходимый? Въ грот надъ ркой, что ли?
— Нтъ, въ театрикъ она ко мн хаживала, вечеркомъ, на сцену… когда я тамъ устраивалъ, отвчалъ Вальковскій, пофыркивая отъ пріятнаго воспоминанія.
— Вишни сть съ дружкомъ?
— Гд же вишни тогда, еще не поспли! Малину носила она мн… Очень я эту ягоду люблю!.. пресеріозно объяснилъ «фанатикъ».
Ашанинъ долго не могъ придти въ себя отъ пронявшаго его новаго хохота.
— Ну, такъ вотъ, сказалъ наконецъ онъ, — постарайся, еслибы не удалось теб лично передать княжн письмо, пригласить опять «Лукерьюшку» на малину въ укромное мстечко, и передай его ей отъ меня, — она доставитъ…
— Владиміръ Петровичъ! раздался съ балкона голосъ Софьи Ивановны.
Онъ поспшилъ къ ней.
Она увела его опять въ свою комнату.
— Вотъ что я пишу княжн, сказала она; — какъ вы находите? «Вслдствіе недоразумнія которое, я надюсь, скоро разъяснится, племянникъ мой обязанъ ухать изъ Москвы на нкоторое время. Я сама узжаю изъ деревни въ Москву и вроятно въ Петербургъ. Полагаю вернуться дней черезъ десять и тогда напишу вамъ подробно, дорогая моя Елена Михайловна. Не поврите какъ хотлось бы увидать самую васъ, обнять и обо многомъ, многомъ переговорить. Во всякомъ случа, какъ бы ни повернули обстоятельства, я молюсь о васъ ежедневно и нахожу душевное успокоеніе въ томъ что если Отецъ нашъ небесный посылаетъ намъ испытанія, то Онъ же во благости своей даетъ намъ и силу переносить ихъ, и часто уготовляетъ намъ неожиданный и счастливый послдствіями своими исходъ изъ такихъ даже обстоятельствъ которыя по слпот нашей принимаются нами за конечную гибель. Знаю что и вы такъ же чувствуете и врите. Потерпимъ же, милая княжна, храня себя паче всего отъ унынія и ропота, и надясь на Него, всевчнаго Покровителя, Утшителя и Устроителя нашего. Прижимаю васъ мысленно къ сердцу и остаюсь до могилы горячо васъ любящая С. Переверзина».
— Прекрасно, милая генеральша! сказалъ прочтя Ашанинъ, — только прибавьте къ этому что я черезъ три дня буду въ Сицкомъ, и сообщу ей устно все что вы не почитаете нужнымъ или возможнымъ передать ей въ настоящую минуту письменно?
— Это хорошая мысль, спасибо вамъ, Владиміръ Петровичъ!