— И вамъ, конечно, сказала она, — могла придти эта мысль, лишь сгоряча, въ первую минуту, въ добромъ желаніи помочь. Сереж… Но не этими путями, Владиміръ Петровичъ, но этими! Сергй виноватъ, или не виноватъ. Въ первомъ случа, пусть несетъ онъ наказаніе, во второмъ, съ нимъ поступать такъ нельзя! Ему не протекція, а оправданіе нужно!.. Я его воспитала, знаю съ пеленъ, — онъ не рабъ, но и не революціонеръ; онъ врноподданный своего государя и сынъ родины своей!.. Не въ его подмосковную, а въ Петербургъ надо хать… И я поду; меня тамъ еще помнятъ, я найду доступъ… еслибы нужно было я кинусь къ ногамъ самого государя!..
Ашанинъ схватилъ ея руку и крпко поцловалъ ее.
— Вы всегда и тысячу разъ правы, милая генеральша! Само собою что этотъ путь безо всякаго сравненія достойне и васъ, и Сережи… Но это потребуетъ времени; вы, надюсь, выхлопочете что его вернутъ оттуда, а хать ему туда все-таки надо. У меня же, дйствительно, въ первую минуту одна только мысль была: добиться чтобы нашъ старецъ тутъ же отмнилъ свое ршеніе, чтобы Сережа не узжалъ, вовсе… Потому что ссылка его произведетъ потрясающее дйствіе на княжну, на Елену Михайловну… А я, признаюсь вамъ, столько же о ней, сколько о немъ думалъ въ ту минуту!
Софья Ивановна, въ свою очередь, схватила руку молодаго человка.
— А я теперь боле еще о ней думаю чмъ о немъ!.. Еслибы не она, я бы такъ же негодовала на поступокъ съ Сергемъ, но помирилась бы легко съ самимъ фактомъ отъзда его на службу въ Оренбургъ. Разъ каедра для него вещь невозможная въ настоящее время, пусть онъ ужь лучше постарается принести посильную помощь тамъ, на окраин Россіи, гд образованные люди нужными гд онъ самъ, можетъ многому научиться среди живой и новой дйствительности… Но она, милая моя, дорогая, для нея этотъ отъздъ его — гибель! Она изноетъ, исчахнетъ по немъ, мучась еще при томъ мыслью что онъ страдаетъ изъ-за нея, потому что ей… точно такъ же какъ мн, невольно должна придти въ голову мысль что ссылка Сережи — дло людей имющихъ интересъ удалить его отъ нея многими тысячами верстъ…
— И она будетъ права такъ же какъ и вы! вскликнулъ Ашанинъ:- Чесминъ, котораго вы знаете, прямо говорилъ Сереж что все это затяно не въ кабинет графа, а въ Петербург!
Софья Ивановна помолчала.
— Гадко объ этомъ думать, сказала она затмъ съ брезгливымъ движеніемъ губъ, — да и не для чего пока!.. Теперь надо прежде всего написать Елен Михайловн, предварить ее и успокоить, а затмъ спшить въ Москву… и дале. Пошлите мн мою горничную Машу, Владиміръ Петровичъ!..
Ашанинъ вышелъ исполнить порученіе. Въ гостиной онъ наткнулся на «фанатика», который со скрещенными на груди руками и страшно взъерошивъ ворохъ волосъ своихъ на голов прохаживался по комнат съ совершенно растерзанною физіономіей. Увидавъ пріятеля, онъ остановился на ходу, обернулся и пропустилъ какъ изъ подземелья:
— Ну что, по моему вышло?
— Что это «по-твоему»?
— Сережу-то въ узилище ввергли?
Ашанинъ, невольно засмявшись этому библейскому выраженію, прошелъ мимо него не отвчая, отыскалъ горничную Софьи Ивановны и, отправивъ ее къ барын, вернулся въ гостиную, по которой Вальковскій продолжалъ расхаживать со своимъ растерзаннымъ видомъ провинціальнаго трагика.
— Пойдемъ-ка въ садъ, сказалъ онъ ему, — коли хочешь, узнать обо всемъ.
Они услись тамъ на скамь.
«Фанатикъ» слушалъ, и все мрачне становилась его физіономія. Его недавнія розовыя мечты разлетались какъ дымъ уносились какъ «тнь бгущая отъ дыма». Гундуровъ, этотъ пріятель, котораго онъ и любилъ по-своему, и на блестящую женитьбу котораго онъ такъ разчитывалъ для устройства будущихъ «театриковъ» и своихъ собственныхъ благъ, этотъ пріятель оказывался теперь опальнымъ лицомъ, ссыльнымъ, не только не имющимъ уже боле возможности «поддержать товарища при случа», но и уносящимъ съ собою лучшія упованія Вальковскаго на эти чаявшіеся имъ въ будущемъ театрики, «потому теперь тю-тю, съ отчаніемъ говорилъ онъ себ, на первыя драматическія роли некого ршительно поставить!
— Оренбургъ, вдь это къ Азіи ближе, а, чортъ ихъ возьми! вопросительно промычалъ онъ когда договорилъ Ашанинъ.
— Къ Азіи, точно! подтвердилъ тотъ съ новою невольною усмшкой.
— Это, значитъ, то самое мсто откуда «въ три года, ни до какого государства не додешь», куда «воронъ костей, не заноситъ»?…
— Да въ этомъ род…
— Это въ тартарары, значитъ, упрячутъ бднягу? продолжалъ живописать Вальковскій.
Красавецъ не отвчалъ.
— Ну, а съ княжной-то что же? началъ опять тотъ посл довольно продолжительнаго молчанія.
— А съ княжной, молвилъ Ашанинъ, быстро поднявъ свою опустившуюся было подъ вліяніемъ невеселаго разговора кудрявую голову, — то что ты ей завтра отвезешь письмо отъ Софьи Ивановны.
— Я!.. А ты же самъ. что?
— Я не успю; мы съ Софьей Ивановной сейчасъ въ Москву демъ.
— А я-то когда же туда уду? вскликнулъ Вальковскій.