Четверть века назад. Часть 2

Сергй глянулъ на него во вс глаза, глянулъ на этого «пашу», сидвшаго передъ нимъ въ на глухо застегнутомъ военномъ сюртук безъ эполетъ, съ мясистыми подбородкомъ и щеками, подпертыми высокимъ чернымъ галстукомъ, и все такъ же добродушно выпяченною впередъ нижнею губой, словно смявшеюся надъ строгостью напущенною ея владльцемъ на вс остальныя черты его широкаго, оголеннаго лица, и понялъ что протестовать, что возражать было бы безполезно, что цлый міръ лежалъ между его понятіями и тмъ строемъ воззрній среди которыхъ взросъ, дйствовалъ и благодушествовалъ этотъ старецъ такъ жестоко располагавшій теперь его судьбой, и что поступая съ нимъ такъ, старецъ этотъ поступалъ безъ малйшей злобы, какъ и безо всякой тни сомннія въ законности своего права и правильности своего ршенія.

«Что же съ этимъ подлаешь!» подумалъ несчастный. Онъ стиснулъ зубы и смолкъ.

Графъ остался видимо очень доволенъ впечатлніемъ произведеннымъ грозою его словъ. Онъ уже почти ласково взглянулъ на молодаго человка.

— Вы не должны огорчаться на то что для вашей же пользы длается! Послужите, вернетесь назадъ — все будетъ позабыто! Я первый готовъ буду тогда оказать вамъ содйствіе!

«Что позабыто, что я сдлалъ!» говорилъ себ Сергй, все такъ же не понимая какъ могъ пасть на него этотъ ударъ.

— Гд вы остановились здсь? спрашивалъ его между тмъ «московскій воевода».

— Въ собственномъ дом, въ Денежномъ переулк.

Графъ взялъ со стола карандашъ, и записалъ на бумажк.

— Даю вамъ три дня на сборы. А потомъ отправляйтесь съ Богомъ! проплъ онъ, — о васъ въ Оренбургъ уже писано, я вамъ сказалъ. Я велю полиціи наблюсти чтобы вы черезъ три дня выхали!

Гундуровъ поднялъ глаза.

— Я говорилъ вамъ, графъ, что у меня тетушка; она меня воспитала замсто матери… Я не могу не повидаться съ нею; она осталась въ деревн… позвольте мн (какъ странно, обидно Зазвучало въ его ушахъ это произнесенное имъ сейчасъ слово «позвольте») създить къ ней!

— Совсмъ не нужно вамъ самимъ! Тетушка ваша можетъ сюда пріхать; напишите ей!

— Но на это пройдетъ двое сутокъ, пока она получитъ извщеніе, пока прідетъ! Я не успю переговорить…

— Въ сутки можно обо всемъ переговорить, проплъ графъ, не допускавшій чтобы могло найтись какое-либо возраженіе тому что въ голов его было уже разъ ршено и подписано.

Гундуровъ хотлъ что-то сказать, но старецъ не далъ ему на это времени. Онъ всталъ и поклонился.

— Я вамъ все сказалъ, Прощайте!.. Позжайте на Нижній! Тамъ теперь по Волг пароходы внизъ ходятъ! уже совсмъ добродушно говорилъ онъ черезъ мигъ, идя къ двери вслдъ за уходившимъ героемъ нашимъ.

— Акулинъ! крикнулъ онъ, высовывая лысину свою въ красную гостиную.

Исправникъ, стоявшій тамъ въ ожиданіи у окна, понесся стремглавъ на этотъ зовъ.

— О какихъ это государственныхъ тайнахъ толковали вы съ нимъ такъ долго? прохриплъ Чесминъ, подымаясь съ дивана на встрчу Гундурову.

Тотъ остановился, взглянулъ растерянно на вопрошавшаго, и проговорилъ мгновенно блеснувъ глазами:

— Меня ссылаютъ!..

— Куда? И брови майора отъ удивленія приподнялись чуть не поверхъ лба.

— Въ Оренбургъ на службу…

— За что!

Гундуровъ руками развелъ.

— Ничего не понялъ!.. Про мои славянофильскія мннія говорилъ… про то что я будто «кричалъ» когда мн отказали въ Петербург въ заграничномъ паспорт… Но посл этого отказа я цлые полгода прожилъ тамъ, и никто ко мн не придирался, а мннія мои т же самыя которыя съ дозволенія цензуры печатаются въ Москвитянин въ Бесд… Словомъ, придрались чтобы сдлать со мною нчто совершенно невозможное, не слыханное!

— И не то совсмъ! промычалъ майоръ, внимательно выслушавъ и глядя на него изподлобья, — онъ у насъ въ этомъ отношеніи либералъ, за такой вздоръ не преслдуетъ… Не отсюда это вышло! пояснилъ Чесминъ, кивая на кабинетъ.

— Онъ мн говорилъ что получилъ что-то изъ Петербурга, вспомнилъ Сергй.

— Ну вотъ!.. Тамъ и ищите! произнесъ многозначительно «плешандасъ».

— Но отчего же, разсуждалъ Гундуровъ, — меня тамъ не думали преслдовать, а теперь здсь…

— А зачмъ вы Гамлета такъ хорошо играете! помолчавъ и подымая на него еще разъ глаза, пропустилъ вполголоса тотъ. — А впрочемъ знаете что, примолвилъ онъ, подумавъ, — разчетъ плохой: долго васъ тамъ держать нельзя, а вернетесь вы — герой!

— А пока — изгнанникъ! выговорилъ съ неудержимою горечью Сергй.

— Счастливецъ, и теперь боле чмъ когда-нибудь… Поврьте, я понимаю! отвтилъ Чесминъ съ глубокимъ вздохомъ, и повалившись снова на диванъ воздлъ нжно очи свои къ потолку.

«Изгнанникъ» поглядлъ на него съ невольнымъ изумленіемъ, но охваченный вновь сознаніемъ «павшаго на него удара», поспшно вышелъ изъ комнаты, забывъ и проститься съ чувствительнымъ и милйшимъ майоромъ.

XXXIV

Будетъ буря, — мы поспоримъ

И помужествуемъ съ ней.

Языковъ.

Nunc animia opus, nunc pectore firmо!

Virg.

Ашанинъ, пріхавшій съ Гундуровымъ въ домъ московскаго правителя и ожидавшій въ швейцарской окончанія его «объясненія», выскочилъ оттуда въ сни, увидавъ быстро проходившаго по нимъ ко крыльцу пріятеля.