Чистый четверг

— Здравствуйте, товарищи бабы, здравствуй, Анфиса Степановна, спасибо, что помнишь имя, а то все Семен и Семен, я уж как собака, потерявшая хозяина, на новое имя откликаюсь. А что это вы при мне не сидите, разбегаетесь, что это я вас так напугал?

Авксентий был настоящим русским богатырем, седая шевелюра, широченные плечи, а из-под бровей сверкали молодой удалью синие, детски — синие глаза.

— Да вот телевизор чтой-то у нас барахлить начал, — повязываясь платочком пояснила Семеновна мужу, — пойдем попросимся к Иванычу.

Анфиса внимательно рассматривала фотографию над пышной разубранной кроватью с горами пуховых подушек, накрытых тюлевыми накидушками:

— Какие вы тут молодые, да красивые.

— А мы и сейчас еще хоть куда, — молодцевато выпрямила Авксентий.

— Что правда, то правда, — со свойственной ей прямотой ответила Анфиса, — ты еще сокол хоть куда.

— Ой, уж сокол, — ревниво поджала губы Семеновна. — У этого сокола вся голова, глянь, — белая.

— Его это не портит, — кротко ответила Анфиса, и Семеновне стало неловко за себя: уж что-что, а порядочность Анфисы на селе была известна всем.

Забулькал самовар на некрашеном, не покрытом скатертью, а по деревенскому обычаю вымытым и выскобленным до белизны столе.

— Давайте-ка, бабоньки, попьем чайку, да побалясничаем, а то словом некогда перекинуться из-за этого чертова ящика, — неожиданно предложил хозяин дома. Старухи в нерешительности затоптались у порога: неловко было отказывать ему, а там — «Знатоки». Но Анфиса все же сняла галоши, стеганку, села к столу и недовольные собственной сговорчивостью бабы тоже по одной уселись вокруг самовара.

— Вы переживаете, что кина не посмотрите, так я вам расскажу небылицу одну, а вернее, кино, да не пришлось мне его до конца досмотреть, вот сколько живу, а все думаю, чем же там дело кончилось…

— Ой, давай, давай, Семен Никитич, ты уж извиняй, не выговорю я твоего имени, — засмущалась Катерина.

Семеновна разливала чай, а сама внимательно и пристально смотрела на мужа, ей было непонятно, что это он разговорился, может, выпил, да на него это было не похоже. Хоть и работал он на старой кузне и по нынешним временам был очень нужным человеком, а пить не пил.

Семеновна поставила на стол кринку со сливками, деревянные чаши с клюквой и морошкой. От жарких боков самовара стало тепло и уютно, на стене тикали ходики.

Давно уже не сиживали бабоньки вот так, глядя друг на друга, а не на экран. Несколько минут прошло в молчании. Чай со смородиновым листом и еще какими-то травками согрел душу. Авксентий обстоятельно пил чай, чтобы потом приступить к рассказу.

— Жарко чевой-то стало, — стали снимать платки чаевницы. Сразу же помолодели их порозовевшие лица, но самая странная метаморфоза произошла с Анфисой.

— Фиска, ты прямо молодайка у нас, — ревниво с удивлением стали рассматривать ее бабы.

— И время тебя не берет, и лихо, — проговорила Семеновна и зыркнула бдительно на мужа, но тот уже опустил глаза.

— Вы лучше про кино давайте, — нахмурилась Анфиса.

Авксентий с шумом отодвинул стакан и начал:

— Про кино, так про кино. Довоенное еще время было, как раз когда мы молодыми были. В одном колхозе парень жил. Нормальный, как многие, но казалось ему, что его мать родила, чтобы эта самая лучшая жизнь для всех с его помощью прямо завтра, а на худой конец послезавтра началась. Сил у него было на десятерых.

— Навроде как у тебя, — подсказала Катерина Умная.

— Ну да, вроде того, — сдвинул брови рассказчик, мол не перебивай.

— А с самого можно сказать детства нравилась ему одна девчонка-меченая. Еще, когда вместе плавали и мало чем отличались мальчишки от девчонок, искал он в кучемале визжащей ребятни ее худенькое тело с удивительным родимым пятном на плоской, мальчишечьей груди. Как будто цветок розовый был нарисован около левого соска.

— Моя будет… — приходила в голову мальцу мысль, от которой горячо делалось в груди. А девчонка та поздняя была. Ну, бывают иной раз такие. Не ходит ни на гулянки, ни за околицу, дичком вроде растет. Уж и заневестились однолетки, а она — нет. Так вот тот парнишка сам себе думает: «Хорошо, мол, пусть себе высходится». А сам уже и к вдове одной стал заглядывать, чтобы помочь ей ночи одинокие скоротать. А за той девчонкой все как сторож поглядывает. Да ее долго никто не замечал. Но вдруг по весне, как сбросили девки свою не больно мудреную одежонку и стали выбегать в одних платьях, парни-то и головы потеряли. А с той девкой какой-то непонятный коленкор приключился: прямо пава да и только. И что особенно раззадоривает мужиков — сама не понимает, какое колдовство против нашего брата ей дадено. Ну вот и начал этот парень крушить носы односельчан, которые на нее смели глаз положить. А она и не видит.

— Да небось видела, но такой уж мы, бабы, народ лукавый, — принимая к сердцу каждое слово, перебила Семеновна.