Чистый четверг

Полковник уже изрядно устал от излияния любви и восторга соседа по всякому поводу: потому что осень, потому что уродились кабачки, как поросята, весь подвал можно забить и есть всю зиму только их, потому что радикулит не так уж часто прихватывает, потому что бабы им достались не самые плохие, могли бы быть хуже, как у Степки — соседа, к примеру. Она била своего мужа за измены. Тот, побитый, плакал, но гулять от жены продолжал. Петровичу все это надоело и он поднялся, чтобы уйти. Вот тут-то Дмитрия решил поделиться с ним рецептом наливочки.

— Я вишенку сахарком-то засыпал, — подмаргивая сообщил он, — а потом залил Рояльчиком.

— Кем? — похолодев, переспросил Петрович.

— Рояльчиком, спиртяшкой, — достал из-за стола пустую бутылку Дмитрия.

У Петровича сразу потемнело в глазах, сразу же. Он понял, что смертный час его близок, так как в последнее время без конца ползли слухи о том, что наши коммерсанты вместо питьевого спирта продают технический. Так и есть, вот эта буква «В», означающая приговор. В душу, в Бога, в мать, еще в кого-то и во что-то послал своего соседа-никчемушника Петрович. У него сразу же начались рези. Он, к немалому удивлению соседа, выбежал с недопустимой для полковника прытью от треклятого Дмитрича и дома провел экстренные профилактические меры с выпиванием трехлитровой банки теплой воды с содой, еще одной банки с марганцовкой и неоднократной клизмой. Ослабевший, то ли уже от начала конца, то ли от профилактических мер, он услышал, как Дмитрия что-то начал пилить и насвистывать вальс «Маньчжурские сопки». В расслабленное сознание Петровича пришла первая спасительная мысль, что возможно-таки он вот так просто и не умрет… хотя бы сегодня, так как пили-то все-таки вместе. Ослабевшей рукой полковник запахнул халат и выглянул в окно убедиться, что признаков приближающейся смерти он в Дмитриче не увидит. Взгляд на соседа его несколько взбодрил. Дмитрии не только не собирался умирать, а даже напротив, увидев побледневшего и осунувшегося полковника сделал ему знак, что, мол, наливочка еще есть и он ударил выразительно по горлу, что означало готовность продолжить их кутеж.

Боже мой, как же Петрович ненавидел этого рыжего мужика в вытянутых спортивных штанах. Но эта ненависть уже в следующее мгновенье была разбавлена первым наплывом надежды на возможное продолжение жизни.

Он прислушался к себе. Похоже было, что признаков спиртового отравления пока что не было. После нескольких часов ужаса ожидания смерти и борьбы за жизнь депрессия сменились состоянием подступающей эйфории. Петрович расслабленно лег на диван с усиливающейся надеждой на дальнейшее пребывание на этой земле, в этой даче, даже невзирая на присутствие рядом развалюхи. Да, честно сказать, те явные признаки жизни, которые проявлял Дмитрии, впервые у Петровича вызвали к соседу теплые чувства: он подумал, что можно в конце концов и спалить эту хибару при соответственном ветре и с достаточными средствами предосторожности.

В этом-то состоянии к нему неожиданно пришли воспоминания его ранней юности, когда никто в тощем и прыщавом Тольке не угадывал будущего полковника, а что самое обидное, — этого не угадывала рыжая Райка.

Петрович еще раз выглянул в окно и вздрогнул: он вдруг увидел, что сосед был похож на его отца. Да-да, как же он этого раньше не замечал? Дмитрии также сидел ссутулившись и покачивался из стороны всторону, словно напевая что-то про себя. При этом он был точно таким же жизнерадостным и счастливым человеком. Неизвестно почему к полковнику пришло воспоминание о давно забытом эпизоде из его ранней юности: отец вместе со своим приятелем, вдовцом Василичем, починяли что-то в голбце. То ли загородь для картошки, то ли полки какие-то мать попросила соорудить. Когда работа была закончена, Василии оглядел стол с картошечкой и огурчиками, и удивленно приподнял густые брови:

— Хозяйка, а где у нас что?

Мать засуетилась, занервничала: «Да вишь ли, Василии, заране-то не приготовила, а с энтим сухим законом где чаво и взять-то» Василии сильно удручился, логичность объяснения ситуации нисколько не исправила положения — праздник был окончательно испорчен, но тут он неожиданно вспомнил про своих слепых. У него квартировали слепой с поводыркой, которые побирались в окрестных селах. Для простоты Василии и слепого, и его сожительницу звал слепые, вот таким собирательным манером.

— Дык мои-то слепые в аптеке покупают одеколон «Тройной». Очень им способно после холодного их промысла: помогает от простуды, он на травах, туды их в качель, как-то вроде бы ни к чему особенному, а к слову промолвил обиженный гость.

Мать сразу оживилась и крикнула Тольку, который в тот момент с тоской разглядывал свое прыщеватое лицо и внутренне готовился к свиданию с рыжей Райкой.

— Купи, сынок, три пузырька дикалону, — наказала мать, — да шимарем — одна нога здесь, втора там.