Чистый четверг

— Да ничем, — ответил Авксентий, — старость пришла, у него дети выросли, так по привычке с женой прожил, а у той муж-то умер… Вот я и думаю, для чего она свою и его жизнь перевела? Да, а еще там такой эпизод был, чуть не забыл: Ванюха-то ее, оказывается, с фронта вернулся… ну — не мужик, значит. Так она при муже незамужняя жена. Перевела свой век.

— Ах, жалость-то какая, — запричитала Харитониха. — А что ж это она сердешная, смолоду свое бабье-то не спротведала. А что и ребенка у ней не было?

— Нет, не было… — мрачно ответил ей Авксентий. — Никого… осталась одна.

— Так то, может, кино такое придумали, может, в жизни такого и не было вовсе, — разочарованно протянула Харитониха. — Чей-то больно грустное кино.

— Из песни слов не выкинешь. Как было, так и рассказал. А ты, Анфиса Степановна, как думаешь, перевела свой век та баба или нет. А тому мужику каково было от ее чистоты хрустальной? — как-то очень жестко сжав губы, стал ждать ответа Авксентий.

Анфиса помолчала, а потом дрожащими губами, но как всегда ровным голосом ответила:

— Видать, беда твоего парня в том, что он ничего акромя тела ее не замечал, а мужик от нее жалости хотел, вот она душой и ответила. Телу-то приказать можно, а с душой как?

— Да, смешное кино… У жены только смешная роля — обхохочешься, — глухо произнесла Семеновна и, чтобы как-то занять руки, нажала клавишу телевизора… Неожиданно вспыхнул экран и ненатурально жизнерадостный голос Знаменского произнес: «Разберемся, товарищи!.»

Три порции «Шипра»

Анатолий Петрович заболел. Заболел по собственной глупости и неосторожности. Уже давным-давно он, полковник в отставке, очень разумно и бережно стал относиться к собственному здоровью. А тут попутала нечистая: его затащил к себе суетливый невезун — сосед по даче. Вернее будет сказать, что дача была у Анатолия Петровича, а то, что называл Дмитрич дачей, на самом деле было развалюхой, на которую со вздохом смотрел отставной полковник. Эта, с позволения сказать дача, портила ему весь вид. Приличных гостей неловко было подводить к той части его усадьбы, которая соседствовала с домом Дмитрича.

А тут просто с ножом к горлу пристал этот никчемушник, мол, пойдем да пойдем, сосед, выпьем наливочки. Провалилась бы она вместе с Дмитричем и его домом в тар-тарары. Анатолий Петрович все надеялся как-нибудь договориться с Дмитричем. Он хотел купить сыну этот дом, конечно, под снос с последующим строительством нового. А соседу они приглядели даже лучше этой хибары неподалеку. Сегодня он и пошел с тем, чтобы закинуть удочку на сей щекотливый предмет.

Дмитрич был добродушным человеком, который редко бывал окончательно трезв. Он сам, конечно, и не подозревал, что он неудачник. Напротив, с его уст не сходила улыбка, которая всякому должна была сообщить о полном душевном здоровье ее хозяина. Он всегда и всем был доволен. Вот и сейчас он раскладывал перед Петровичем мировой закусон, от одного только взгляда на который гостю становилось тошно. Это была какая-то непрожаренная рыба, непропеченные ватрушки и еще что-то не имеющее названия. Во всяком случае, такого Петрович никогда не ел и не будет.

— Хорошее у тебя местечко под дачей, — начал он издалека. Дмитрич тут же радостно согласился и выказал свое удовольствие сладостным втягиванием воздуха с закатыванием глаз, которое должно было изобразить крайнюю степень восторга, не говоря уж об остальном.

— А дом… — продолжил было Петрович, не ожидая реакции, диаметрально противоположной той, которую вызвал.

— Дом у меня прекрасный, еще отец ставил — он еще сто лет простоит.

Петрович чуть не застонал, представив, что не только он, но и его нежно любимые дети и внуки будут принуждены «любоваться» этим уродством.

Дмитрич разлил наливочки, которую они, по словам хозяина, хорошо хряпнули. Таким счастливым сосед давненько не был: он всегда с уважением говорил о том, что вот мол домик полковника стоит рядом с его дачей и ему всегда хотелось вот так, по-соседски, по-свойски… Петрович выпил, но вот от закуся твердо отказался, сославшись на такую вот, мол, диету.

— Какая такая диета? — удивился Дмитрии. — Ты что баба, на кой хрен тебе диета?

Но Петрович был неумолим. Наливочка, вправду сказать, была приятной, пошла легко… провалиться бы ей. Разговор, тот тонкий разговор о возможности продажи дачи, не клеился. Дмитрия ничего из намеков Петровича так и не понял. Он продолжал настаивать на закуси, но Петрович со все возрастающим упорством отодвигал поднесенный под нос очередной кусок рыбы и того серого ужаса, названия которому он не знал.