Дальше ваш билет недействителен

Рука Лили, ласкавшая собачку, всего на миг застыла на пушистой белой шерстке и снова принялась ее поглаживать.

– Я сейчас объясню…

– Не нужно никаких объяснений. Раз ты меня просишь…

– Я тебя прошу, Лили Марлен.

Она сверлила меня взглядом.

– Только я хочу быть уверенной, что просишь именно ты, а не кто‑то другой.

– Я не лгал тебе никогда и не собираюсь начинать сейчас.

– Ты меня не понял. Я хочу быть уверенной, что ты остался собой. Тем, кого я знала.

Я ответил не сразу:

– О том и речь. Я в опасности.

– Шантаж? Ты влип в некрасивую историю с женщинами? Есть фотографии? Я спрашиваю не из любопытства, а чтоб тебе помочь.

– Вопрос в том, чтобы надежно застраховаться.

Она передернула плечами:

– Ну, как хочешь. И кого же надо убрать?

– Меня.

Лили замерла. Но не от удивления. Скорее от дружеского участия.

– Помоги мне, Лили Марлен!

Она молчала и смотрела на меня. А я усматривал в ее глазах куда больше, чем видела она, глядя на меня. То были глаза памяти.

– Когда‑то мы пережили вместе лихие времена, – сказала она почти без выражения. Как будто просто пустила по ветру пригоршню соломинок. – Это будет нелегко. Но если ты действительно так хочешь…

– Я уже говорил: мне надо застраховаться от самого себя.

Лили погладила собачку и улыбнулась:

– Знаю. Я в курсе.

Я не понял, о чем она.

– Он приходил ко мне, этот парень. Антонио. Антонио Монтойя, андалузец. Я иногда нанимаю его. Он говорил мне про тебя.

– Но как?..

Меня опять как обухом огрело. Я силился сохранить достойное мужчины выражение лица. Но не смел поднять глаз.

– Ну, ты же дал ему свой адрес, дал денег, а в чем штука, ему известно… Но он поначалу растерялся, не понимал, что происходит. Ты его напугал. Он такой: когда чего‑то не понимает, начинает бояться. А поскольку из профессионалов он знает только меня, то, естественно, пришел со мной посоветоваться.

– Я не хочу так жить, – сказал я, – не хочу, и все. Найди мне человека, и поскорее.

– Это приказ? Как раньше?

– Приказ. Как раньше.

Лили встала:

– Посмотри‑ка.

Она подошла к столику в углу гостиной, на котором лежала, накрытая стеклянным колпаком, шляпа с широкими полями, раскрашенная, как оса, в черную и желтую полоску.

– Узнаешь?

На тулье с двух сторон торчали концы длинной булавки.

– Вот этой штукой я проткнула двадцать девять гадов. А знаешь, что у меня однажды спросил Мальфар? Тот, кто мне поручал… Спросил, когда я протыкаю их: до, во время или после.

Лили потрепала меня по плечу. Она как‑то повеселела.

– Хочешь что‑нибудь выпить? Тебе бы сейчас неплохо.

– Найди мне человека, и поскорее, Лили Марлен. У меня всегда было определенное представление о самом себе, некий образ, который мне дорог. Знаешь, в те времена, когда мы воевали в Сопротивлении, я часто думал, ради чего рискую жизнью: ради Франции, ради свободы или ради этого образа. Принеси‑ка мне виски.

Я сел.

– И я не намерен преображаться.

Лили налила и протянула мне рюмку.

– Дело чести, – сказал я, пытаясь прикрыться иронией.

– Не говори ерунды. Честь бывает на войне. Теперь же время наслаждаться жизнью. Ничего общего. Но будь спокоен. Все будет сделано.

– Ты кого‑нибудь знаешь?

– Разумеется, знаю.

– И кто это?

– Какая разница! Я назову тебе место, день и час. – Она усмехнулась. – Дело нехитрое! И на этот раз, будь уверен, я не стану связываться с каким‑нибудь югославом. Но может, лучше для начала попробовать прикончить андалузца? Вдруг у тебя все пройдет?

– Нет. Он тут ни при чем.

Лили уселась в свое кресло-трон и задумалась, глядя в одну точку.

– Да-а, мужская сила, – проговорила она. – Ты втрескался в девчонку, помешался на ней, а оно вон как – не стои´т!

Она опять смотрела на меня:

– Что ж, это тоже честь…

Я встал.

– Ну и еще наверняка тут замешаны деньги. Они всегда замешаны, когда человек решает, что ему конец. Скажешь, нет?

Я пожал плечами:

– Не без этого. Я почти разорен, но моя жизнь застрахована на четыреста миллионов. Я еще чего‑то стою.

– Пустить быка на мясо, – сказала Лили, и в голубом фаянсе ее глаз блеснули теплые дружеские искры.

– Вот-вот. Столько стоит моя шкура. Могу я рассчитывать на тебя, как прежде, Лили Марлен?

– Не волнуйся, я все устрою. Если передумаешь, скажи. Только мне нужно время. Чтоб обошлось без скандала. Ты человек известный, не можешь просто взять и сгинуть.

– Я не передумаю.

– Знаю. Это я говорю для порядка. Эх, полковник, от тебя еще что‑то уцелело.

– Спасибо.

– Скверная штука – старея, оставаться молодым. – Стеклянные глаза ее смеялись. – Я никогда тебе не говорила, что ты мне ужасно нравился?

– Нет. А зря, надо было сказать.

– Смеешься? Полковник и шлюха!

– Ты награждена медалью Сопротивления, Лили Марлен.

– Да-да. Она‑то мне и помогла открыть бордель.

Лили проводила меня до двери.

– Ну, пока. Может, ты и правильно делаешь, что отстаиваешь себя. Теперь никто ничего не отстаивает. Всеобщее благоденствие.

Она открыла засов.

– Будь спокоен. Я берусь за дело.

Мне хотелось обнять ее, но ей бы это наверняка не понравилось.

Несколько часов после этого я был совершенно счастлив. Наконец‑то меня избавят от самозванца, который занял мое место. Тело перестало докучать мне, как настырный нищий.