День восьмой

Мать посмотрела на каждую полными боли, однако сухими глазами и хрипло спросила:

– Но как? Как?

Потом, толкнув калитку, они неслышно поднялись по ступенькам крыльца, прошли вдоль веранды и остановились у окна. Беата читала вслух. Констанс штопала простыни. София, лежа на полу, записывала колонки цифр в гроссбух. Возле стены сидел задремавший старичок. Два других играли в шашки. Пожилая леди гладила кота, устроившегося у нее на коленях. Неожиданно Юстейсия схватила дочерей за локти и потянула на улицу, и в полном молчании они вернулись в «Сент-Китс».

VI. Коултаун, штат Иллинойс

(Рождество 1905 г.)

Такова рассказанная нами история.

Но существует лишь одна история: та, что началась с возникновением человека и что будет продолжаться до конца, до тех пор, пока в последнем человеческом существе останется тлеть искорка сознания. А все остальные начала и концы – это видимость, паллиатив, который люди принимают за нечто существенное, тем самым доставляя себе мелочные удовольствия или незначительные страдания. Неповоротливые ножницы историка вырезают несколько фигурок и короткие периоды времени из огромного гобелена. Сверху и снизу, слева и справа от места рассечения порванные нити возмущаются несправедливостью такого действия и считают его обманом.

Это только на первый взгляд время кажется текущей рекой: скорее оно напоминает бескрайний ландшафт, и взгляд на него движется и меняется.

Окиньте его взором, оглядите во всех направлениях – выше взлетите над ним, еще выше! – и увидите, что за теми холмами горы упираются в небо, а за ними лежат другие равнины, текут другие реки.

У нашей истории вроде бы есть начало: «В начале лета 1902 года Джон Баррингтон Эшли, житель Коултауна, небольшого шахтерского городка в южном Иллинойсе, предстал перед судом за убийство Брекенриджа Лансинга, проживавшего в том же городе». Но читатель уже давно понял, насколько обманчивы эти слова, если считать их началом чего бы то ни было.

Поднимаемся выше – за холмами горы: вон на берегу Луары живет семейство неуравновешенных людей; вон резня на островах Вест-Индии; вон из Кентукки религиозная секта переезжает дальше на Запад Америки…

Вы видите, как в кораблекрушении тонет человек возле берегов Коста-Рики? Вы видите, как убивают знаменитого русского актера в свалке, когда никто не думает, кого лишает жизни? А вот похороны в Вашингтоне в 1930 году: с военными оркестрами и процессией государственных деятелей в шелковых цилиндрах; за вдовой с детьми идут две средних лет женщины – знаменитая оперная певица и смутьянка, борец за социальные реформы, видите? (Похороны ведь только кажутся концом чего-то.) А вот две пожилые дамы, которые сидят за ленчем в Лос-Анжелесе, наслаждаясь блюдом за шестьдесят пять центов, которое подают в «Медном котелке». («Попробуйте телятину, Беата. Помнится, вы всегда ее любили». – «Пожалуйста, не льстите мне, Юстейсия!»). И дети, дети, много детей…

История – это один огромный гобелен. Никому не под силу охватить взглядом его пространство больше, чем обнять руками. В Вавилоне когда-то жили миллион человек.

А теперь снова вернемся в небольшой городок на американском Среднем Западе, где была допущена судебная ошибка в незначительном деле.

23 декабря

Поезд опаздывал. Уже наступили сумерки. Из неподвижного воздуха на Коултаун, лежавший в ущелье между двумя утесами, неторопливо опускались снежинки.