Депрессионизм

Призрачные псы:

Лижут на погосте

Сломанные кости,

Рыщут и снуют,

Кровь из лужи пьют.

6 В ОБЪЯТИЯХ СМЕРТИ

RIGOR MORTIS

Покружись со мной, В чёрном,

Над ноябрьской заснеженной рощей,

Над которой летает ворон

Бледной тенью, голодной и тощей.

ХИМЕРА

Вывихнуто и сломано,

В обезображенном виде

Тело за руки вздернуто

На деревянной дыбе.

Что с ним до этого делали –

Провозглашать не стоит:

Мера, которой мерили,

Мрачные стены скроют.

Всё, что хотели – выбили,

Всё, что сказали – признала,

Всё, что глаза увидели –

Тенью безвольной стало.

Юная и святая

Где-то на дне морали:

Ближе к пределам рая

Под раскалённой сталью.

Ждать ей теперь недолго,

Скоро окончится мука:

Сжатым протяжным стоном,

Влажным шипящим звуком.

Дымом развеет ветер

Вопли ревущей химеры,

Что преподносят в жертву

Святой своей вере.

НАПИШИ ОБО МНЕ

Напиши обо мне, поэт,

Обрати мою память в стихи:

Как ушёл не оставивший след, –

Пусть поведают строки твои.

Пусть они повествуют о том,

Как бежал я в промозглую стынь,

Под взрыхляющим землю огнём

От снарядов и рвущихся мин;

Как, укрывшись руками, лежал,

Оглушённый ударом мортир,

А разорванный воздух взметал

Чей-то порванный в клочья мундир!

Как, врываясь под всполох гранат

В полумрак обгоревших руин,

Я вслепую стрелял, наугад,

Озаряя клубящийся дым.

Как потом, чередою атак

Приближая расчётный обстрел,

Штурмовые отряды врага

Пробегали вдоль выжженных стен…

Напиши же об этом, поэт,

Обрати мою память в стихи:

Как ушёл не оставивший след, –

Пусть поведают строки твои.

ДОРОГА НА АУШВИЦ

Проводи меня до перрона,

До вагона,

Проводи меня так,

Чтобы я о тебе помнил,

Чтобы ждал возвращенья назад.

Пусть иду я в толпе подневольно,

Пусть прикладами в спину бьют –

Это всё не так страшно и больно,

Если знать, что глаза твои тут;

Что на них надвигаются волны,

Отражая всплеск алой зари…

Вдоль перрона, склонившись безмолвно,

Тусклым светом горят фонари.

Нас, как скот, загоняют в вагоны,

Где становится трудно дышать.

Крики! Выстрел!.. и слышатся стоны,

Детский плач!.. и так важно узнать:

Но не то, как рыдает ребёнок,

Мать пытаясь за руку поднять,

И как выстрел разносится снова!.. –

Нет, одно только важно для взора –

Что пришла ты меня провожать.

СЛОМАННЫЙ ЧЕЛОВЕК

Человек согнут,

Человек связан,

Ему говорят,

Что надо молчать

И выполнять

Всё то, что сказано,

Быть в настоящем,

Не вспоминать:

Как жил он раньше,

Свободно думал,

Что жить не страшно

Под сенью крон…

В кровавый цвет

Теперь окрашена:

Ты на коленях,

И слышен стон,

Стон унижений

И ощущений,

Что ты не значишь

Уже ничто:

Что захотят с тобой,

То и сделают,

Как захотят,

Так и сделают, но

Дадут надежду,

Немного времени,

Чтобы представить

Себе тот миг:

Всё позади,

Грядёт спасение…

Что вдруг сорвётся

В безумный крик

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ДНЕЙ ВОЙНЫ

Что чувствуешь

когда посылаешь на верную смерть других

когда убивают твоих новобранцев

отправленных прямо под пули

и град осколочных мин

в ответ –

ничего:

ведь если ты сам

идешь под огонь

жалеешь себя:

кругом трупы

и ты – один…

но посылая других – нет –

вперед!

За две недели –

тридцать тысяч погибших солдат

всего за два дня –

еще двадцать тысяч

расстрелянных мирных жителей

как мы превратили

свою жизнь

и жизни других – в ад

как мы оказались убийцами

и одновременно – убитыми?

ПОД ЗВОНКИЙ ЛАЙ СОБАК

Под звонкий лай собак

И окрик караульных,

Под тенью стен с терновым,

Выжженным венцом

Поставили нагой меня

В очах полубезумных,

За сеткой, обращённой внутрь

Проржавленным кольцом.

В просвет её кольчуг

Увидела я сына,

Дрожащего, как бедный

Бледный мотылёк.

«Где мамочка моя,

Где моя мама?..» – мимо

Он брёл, но отыскать

Меня никак не мог.

Из сдавленной груди

Не вырвалось ни звука,

Перед глазами стал

Густеющий туман…

В нём облик свой терял

Отпущенный на муки…

Пронзительное: «Fass!»

И кровь из рваных ран!..

Под сломанным крестом

На фоне ярко-алом

Мой прояснился взор,

Внимая облакам…

И маленький мой сын

В сознании усталом

Улыбкою своей

Прильнул к моим устам…

* * *

Снег. Сумерки. Лязг металла,

Винтовка взята в прицел.

– Огонь! – и пуля попала

В намеченную мною цель.

Попадали, вздрогнув, люди

Вдоль серой кирпичной стены,

Оставив на ней своих судеб

Стекающие следы.

А мы развернёмся направо

И двинемся по одному.

Безликие чёрные тени

За нами по снегу скользнут.

В казарму заходим устало,

Шагая ружьё за ружьём.

Война и убитых немало,

Но как с этим жить потом?

ВЕРА

«… Вы прошли пол-России,

Несомненно, Москва скоро будет ваша,

Потому что нет в мире мощнее силы,

Чем германский народ, сражающийся так отважно!

Верю в тебя, мой солдат.

Преданная тебе всем сердцем, Грета». –

Такое письмо было два года назад,

Я храню его строки подобно словам Завета.

За окошком мелькают деревьев сплошные ряды,

Словно роты, стоящие ровным, недвижимым строем.

Я же все эти годы думал о том, как ты

Ждёшь и веришь, что скоро я вновь буду рядом с тобою.

Твоя преданность мне – это тот же солдатский долг,

Что со мной разделяла ты всё это трудное время,

Лишь она помогла продержаться, когда наш пехотный полк

Под огнём артиллерии нёс, отступая, большие потери.

Но я жив, покидая обитель сожжённых теней,

Полукромкою зданий стоящих над взрытой землёю,